Уважаемый администратор Нос! Я прошу пересмотреть ваши позиции по поводу моего бана - отменить его или свести до разумных пределов. В свою очередь я обязуюсь зачистить все посты на своем дневнике, не касающиеся арта. Все холиварные темы будут стерты. В новые конфликты обязуюсь не лезть и превратить дневник в простое хранилище творчества. В противном случае можете возобновить бан навечно. Пользователь Octane
Очень прошу больше в моем дневнике не комментить, а идти по ссылке. Satellit первая высказалась в поддержку Октана, это полностью ее инициатива. Пожалуйста, отнеситесь с пониманием.
Satellit, обрати внимание на то, что тролли могут попытаться оставлять нежелательные комментарии. Список нежеланных гостей отправляю умылом.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Говорят, что эта песня непозитивная и загрузная, вроде даже сами авторы высказывались в таком духе . Не знаю, она стабильно поднимает мне настроение и настраивает на субъективно правильный лад.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Интересно, 230 - это много или мало? С одной стороны - тысячи их, пользователей @diary. А с другой, вроде как и это вполне себе цифра. Те, кто, во-первых. в курсе, о чем речь, а во вторых, не поленился отдать свой голос.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Пишет Octane
Уважаемый администратор Нос! Я прошу пересмотреть ваши позиции по поводу моего бана - отменить его или свести до разумных пределов. В свою очередь я обязуюсь зачистить все посты на своем дневнике, не касающиеся арта. Все холиварные темы будут стерты. В новые конфликты обязуюсь не лезть и превратить дневник в простое хранилище творчества. В противном случае можете возобновить бан навечно. Пользователь Octane
Мы, пользователи дайри. ру поддерживаем просьбу Октана и хотим видеть его творчество в @дневниках.
Просьба постить у себя и поддерживать в комментариях. Еще одна просьба - комментировать только, если хотите поддержать. Для других комментариев есть другие записи. Всякий, кто придет и станет холиварить - в любую сторону - будет забанен. Здесь ничего не требуют, не машут плакатами, ни за что не борются и не комментируют ничьи моральные качества. Прошу проявить понимание и выдержку.
UPD Прошу в дальнейшем подписываться по этой ссылке: pay.diary.ru/~elita-one/p87302288.htm Новые подписи здесь больше не добавляются, старые переданы туда.
Радулова дала ссыль на статью психолога, который работал с группой осужденных за инцест. Весьма познавательно. Статья под морем, много букв. Еще больше по-настоящему жутких моментов. читать дальше Рич Сноудон
Работа с насильниками, совершающими инцест: оправдания, оправдания, оправдания
Кто насилует собственных детей? Что это за мужчины? «Извращенцы… Психи… Неадекватные мужчины… Психопаты… Монстры». Это сказал один мужчина на улице, и до недавнего времени я бы сказал то же самое, до того, как я вызвался вести психотерапевтическую группу для таких мужчин. Я был готов к встрече с монстрами: с этим бы я справился. Но я был совершенно не подготовлен к тому, кем они оказались на самом деле.
Когда я впервые вошел в комнату для психотерапии, я не мог даже открыть рот, чтобы поздороваться. Я занял свое место в их круге и сел. Когда они начали говорить, то я невольно был поражен тем, что они все были обычными парнями, обыкновенными работающими мужчинами, ничем не примечательными гражданами. Они напоминали мне тех мужчин, среди которых я вырос. У Боба была такая же манера шутить, как и у моего капитана скаутов; Питер казался таким же сдержанным и авторитетным, как и мой священник; Джордж был банкиром, членом пресвитерианской церкви и отличался такой же щепетильной вежливостью, как и мой отец; и наконец, хуже всех был Дейв, к которому я потеплел с самого начала – неожиданно он напомнил мне меня самого.
Я смотрел по очереди на каждого из них, изучал руки, которые сотворили такое, рты, которые сотворили такое, и больше всего на свете тем вечером мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них ко мне прикоснулся. Я не хотел, чтобы мне что-то от них передалось, чтобы они сделали меня таким же, как они сами. Однако еще до конца того вечера, они коснулись меня своей честностью и своим отрицанием, своим сожалением и своими самооправданиями, короче, своей обычностью.
В течение того года, когда я вел эту группу и проводил интервью с заключенными насильниками, я внимательно слушал, как мужчина за мужчиной пытался объяснить, защититься или простить себя. То, что они говорили, казалось мне возмутительным и в тоже время тошнотворным и жалким. Однако все это было до боли знакомо.
Каждый вечер понедельника я сидел с этой группой, пытаясь понять, как выполнить эту работу и как что-то изменить, и меня продолжали преследовать трудные вопросы о том, что значит быть мужчиной. И вместе с этими вопросами приходила тоска, с которой я ничего не мог поделать.
Я считал себя «хорошим парнем», который «никогда бы не сделал ничего подобного». Я хотел, чтобы эти мужчины как можно сильнее отличались от меня. В то же самое время, когда я слышал, как они рассказывают о своем детстве и раннем подростковом возрасте, мне было все труднее и труднее отрицать, что у меня с ними много общего. Мы росли, выучив одни и те же вещи о том, что значит быть мужчинами. Мы только практиковали их по-разному и в разной степени. Мы не просили учить нас этим вещам и никогда не хотели этого. Часто их навязывали нам, и зачастую мы, как могли, сопротивлялись этому. Однако обычно этого было недостаточно, и так или иначе, эти уроки маскулинности остались в нас.
Нас учили, что у нас есть привилегии по праву рождения, что наша природа – это агрессия, и мы учились брать, но не отдавать. Мы учились получать любовь и выражать ее главным образом с помощью секса. Мы ожидали, что мы женимся на женщине, которая будет ухаживать за нами, как наша мать, но будет подчиняться нам, как наша дочь. И нас научили, что женщины и дети принадлежат мужчинам, и что ничто не мешает нам использовать их труд на нашей выгоды и использовать их тела для нашего удовольствия и злости.
Было страшно слушать то, что говорят насильники, а затем оглядываться на свою собственную жизнь. Я видел, как часто меня привлекала женщина, которая была одухотворенной, спонтанной, заботливой и сильной – но не более сильной чем я. Я искал ту, у которой будет масса замечательных качеств, но которая в то же время не будет ставить под вопрос мое определение наших отношений и не поставит под угрозу мой комфорт, говоря о своих личных потребностях, которая может много предложить, но которой просто управлять, как щенок, для которого ты целый мир, или ребенок. Я должен был также признать, как тяжело продолжать желать, стремиться и наслаждаться отношениями с женщиной, которая в каждом отношении обладает равной силой.
В течение недели между группами я пытался осмыслить мои встречи с этими мужчинами и себя самого, и в результате я обратился к тому, что, как я считал, будет безопасным научным исследованием данной темы. Я смог найти много информации, которая не принесла мне никакого утешения. Я узнал, что 95-99% насильников являются мужчинами, и мне пришлось признать, что инцест – это проблема гендера, мужская проблема, которую мы навязываем женщинам и детям. Мне пришлось признать, что это вовсе не преступление, совершаемое «несколькими больными посторонними людьми», как я думал большую часть своей жизни. Когда я говорил с Люси Берлинер, экспертом по защите прав жертв в больнице Сиэтла, то она рассказала мне, что каждая четвертая девочка хотя бы раз будет изнасилована пока не станет взрослой, а Дэвид Финклехор, автор книги «Дети – жертвы сексуальных преступлений», сказал мне, что то же самое относится к одному из одиннадцати мальчиков. Удивительно, но оба они считали, что это самые заниженные оценки. Оба они говорили, что в 75-80% случаев насильником был тот, кого ребенок знал и часто доверял.
Исследования вернули меня в то же самое место, где по вечерам проходила группа. Мне пришлось начать думать о миллионах мужчин, мужчин из самых разных социальных, экономических и профессиональных групп. Мужчинах, которые являются отцами, дедушками, дядями, братьями, мужьями, любовниками, друзьями и сыновьями. Мне пришлось думать об обычных американских мужчинах.
Сказать, что насильники, совершающие инцест, - это «обычные мужчины», равносильно критическому взгляду на социализацию мужчин и открытию того, что же с ней не так. Однако это также и утверждение, которое мужчины используют в качестве оправдания.
Поскольку растет количество мужчин из среднего класса, которых задерживают как насильников, довольно часто можно услышать, как полицейские, офицеры по досрочному освобождению, адвокаты, судьи и психотерапевты говорят: «Большинство этих мужчин не являются преступниками. Они ранее не совершали преступлений. Они – хорошие мужчины, которые просто допустили ошибку».
Как только они называют мужчину «хорошим», то его насилие перестает быть преступлением. Однако если мужчина не считается «хорошим», то его действия, независимо от его мотивов, будут осуждены по закону. Безработный отец, который ограбил магазин, чтобы накормить детей, осуждается как преступник, в то время как преуспевающий отец, который насиловал свою восьмилетнюю дочь в течение пяти лет, считается «хорошим человеком», который заслуживает еще одного шанса.
Психотерапевты часто сообщают, что насильники, совершающие инцест, не являются угрожающими мужчинами, что они очаровательные люди, и что их действия – это лишь «искаженная любовь» или «неправильно направленные чувства». Я внимательно слушал эти описания и не знал, что о них и думать, пока однажды вечером на группе я не обнаружил, что достаточно немного поскрести их поверхность, чтобы открыть правду о них. Я начал обсуждать вопрос судебных запретов, и тут внезапно я увидел напряжение мышц, скрежет зубов и сжатые кулаки, весь их вид говорил, что им всем маскулинности более чем хватает.
Я, взрослый мужчина, сидел посреди этой озлобленной группы, и мне было страшно. Внутри меня все замерло. Я перестал слышать эхо голосов вокруг меня. Единственное, о чем я мог думать, так это ребенок, который оставался наедине с таким мужчиной. Какой же ужас она должна была испытывать. Эта бездонная ярость, которую она должна была чувствовать, даже если он использовал ее тело вежливо, нежно говоря ей комплименты. Даже если он говорил ей о своих потребностях как попрошайка, она была вынуждена ему повиноваться, или же ее ждала его ярость. Я мог думать только о ребенке, которой пришлось переживать изнасилование в одиночестве, и которой, в отличие от меня, было некуда бежать, у нее не было собственного дома, куда она отправится в десять вечера после завершения группы.
Насильники, совершающие инцест, - это просто мужчины, у которых была власть, чтобы взять то, что им хочется, и которые ею воспользовались. Они мужчины, которые слишком сильно похожи на других мужчин. И они тоже используют этот факт как оправдание в надежде, что это поможет им отделаться небольшим сроком в суде.
Встречаются насильники, которым достает смелости самим сдаться, и бывают такие, которые рассказывают всю правду во время ареста, стараются измениться, даже если это очень больно. Работа с ними очень эффективна, но они встречаются редко.
С самого начала и до конца большинство насильников отрицают то, что они сделали. Дэн: «Да я ничего не сделал. Меня подставили. Чего это из-за такой мелочи раздули не пойми что, я просто ее поцеловал, а они твердят, будто я ее изнасиловал. Разве отцу не положено целовать свою дочь?» Йэль: «Не совершал я никакого инцеста, а каждый, кто это говорит, пусть лучше выйдет со мной один на один и решит это дело по-мужски».
Под давлением некоторые из них согласятся, что возможно, такая мелочь как инцест случилась у них раз или два. Однако они горячо отрицают, что несут за случившееся хоть какую-то ответственность, вместо этого они утверждают, что это они – настоящие жертвы. Хитроумные сказки, которые они изобретают, чтобы поддержать это заявление, куда более сильны, разрушительны и опасны, чем даже самое упрямое отрицание.
Исходя из теории, что лучшая защита – это нападение, они пытаются смягчить наши сердца, рассказывая нам, что они невинные жертвы провоцирующего ребенка или плохой матери. Они считают, что если они представят кого-то другого в качестве монстра, то они останутся хорошими парнями. Те сказки, которые они рассказывают, представляют пугающую версию семьи – Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус.
Лолита: ребенок как соблазнитель
Лолита – это первое из описаний, которое каждый из них дает своей дочери. Сценарий обычно один и тот же, хотя каждый мужчина добавляет к нему личные подробности. Джэк: «Она вечно разгуливала полуголая, крутила задом, так что мне пришлось с этим что-то сделать». Захари: «Она типичная маленькая Брук Шилдс, так она одевается. Маленькие девочки сейчас растут очень быстро. Они совсем как женщины. Они все этого хотят». Томас: «Она все приходила ко мне, клала на меня свои руки, садилась на колени. Она все хотела, чтобы я был с ней ласковым. Одно привело к другому. Она говорила «нет», когда доходило до секса, но я ей не верил. Потому что, почему тогда она хотела всего остального?». Фрэнк: «Моя дочь – дьявол. И это не метафора. Я имею в виду именно это».
Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком – показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите – на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес.
В своем эссе «Женственность» он писал: «… почти все мои женщины-пациентки говорили мне, что их соблазнил их отец». Однако он не может поверить, что в цивилизованной Венне так много мужчин, которые подвергают своих дочерей сексуальному насилию. Так что вместо этого он решает, что эти женщины, доверившие ему свои самые болезненные секреты, лгут. Однако и это еще не все. Он заявил, что если девочка сообщает об изнасиловании, то она просто открывает свои глубинные сексуальные фантазии, выражает их настоящую природу, и что их выражение означает, что они хотят быть «соблазненными». Ленни и Хэнк выразили ту же мысль другими словами: «Она сама напрашивалась».
В нашей культуре это представление настолько распространено и так сильно укоренилось, что не удивительно, что его воспринимают даже девочки, которые начинают винить самих себя в изнасиловании. Неудивительно, что многие из них действительно считают себя Лолитами.
Карлос, приговоренный к трем годам в Атаскадеро, больнице максимально строгого режима для сексуальных преступников, говорит правду о Лолите всем, кто только будет слушать: «Конечно, она соблазняла меня, но это только потому, что я соблазнял ее на соблазнение меня… Я же взрослый. Я несу ответственность». Карлос один раз выступил на шоу Донахью и встретился с Кэти Брейди, пострадавшей от инцеста, которая написала книгу «Дни отца», в которой она рассказывает историю своей жизни. Он сорвался и рыдал навзрыд во время программы. Впервые в жизни он прислушался к своему сердцу, а не к своим защитным механизмам, и только тогда он понял, на какой ужас он обрек свою дочь. Это была правда, рассказанная с точки зрения ребенка и женщины, которая позволила начать психотерапию.
Злая Ведьма: порочная мать
Второе заблуждение, которое используют насильники – это Злая Ведьма, на которой, по их утверждению, женился каждый из них. Даже если мать жертвы имеет инвалидность из-за болезни или травмы, или потому что она подвергалась такому же насилию, как и ребенок, и слишком хорошо усвоила уроки подчинения и отчаяния. Несмотря ни на что насильники называют ее «плохой матерью» или «молчаливым соучастником» - понятия, которые изобретены психотерапевтами, и которые подразумевают тайную враждебность.
Насильники доводят эту тему до логического конца, рассказывая сказку, которая точно повторяет Ганзеля и Гретель: добродетельный, искренний отец сдается из-за постоянного давления контролирующей жены и делает со своими детьми что-то ужасное. Злодейками являются женщины – с одной стороны «противоестественная» мачеха, с другой – ее отражение, Злая Ведьма. Каждая женщина, чьи «врожденные» материнские инстинкты «потерпели неудачу» или превратились в «злобу», окружена аурой зла. Ульрих описывает это следующим образом: «Моя жена вечно ворчала на меня и стервозничала. Она не давала мне секса. Однако моя дочь смотрела на меня с открытым ртом. Она помогала мне почувствовать себя мужчиной. Так что я начал ходить к ней за всем». Эван говорит: «Моя жена вечно давила на меня, заставляла все больше и больше времени проводить с детьми. Тем временем она все время готовила и прибиралась и жаловалась, как она устала. Она не уделяла никакого внимания мне или детям. Так что я начал с ними баловаться, и с моей дочерью это было развращение».
«Моя жена заставила меня это сделать, это ее вина», - таково явное или скрытое послание насильников. Это оправдание очень заразно. Как только один мужчина в группе цепляется за него, оно распространяется как эпидемия. В то же время однажды вечером, когда я напомнил Квентину, что он не может пропустить ни одной сессии, если это не экстренная ситуация, он закричал на меня: «Не смей говорить мне, что делать. Никто не может заставить меня сделать то, что я не хочу». Он не мог бы выразить свою мысль более ясно. Ни женщина, ни ребенок не может заставить мужчину совершить сексуальное насилие.
Когда насильники описывают подробные планы, которые они создавали, чтобы сохранить свое насилие в секрете, то они доказывают, что всю ответственность несли именно они, особенно те из них, которые признают, что они не останавливались ни перед чем, чтобы добиться от ребенка покорности и молчания: «Если расскажешь кому-нибудь, то я тебя убью». Или: «Если расскажешь своей матери, то я убью ее».
В то же время мужчины обычно считают, что это матери должны спасать семью от любых проблем, в том числе от инцеста, что они должны защищать дочь от отца, а также защищать отца от самого себя. В результате, и насильники, и психотерапевты очень часто начинают во всем винить мать. Если мать знает, но не говорит из страха, что ей никто не поверит, или потому что она боится отправить единственного кормильца семьи в тюрьму, то ее винят в том, что она не защищает ребенка.
Если она ничего не знает, и потому не может рассказать (а это верно в большинстве случаев), то ее винят в том, что она ни о чем не знала, как будто она не имеет права выпускать дочь из поля зрения, даже если речь идет о ее собственном доме.
Наконец, если она узнает правду и рассказывает, то ее винят в том, что она разрушила семью. Как будто она должна все исправить частным образом, как будто она способна исцелить мужа за один вечер самостоятельно, того самого мужчину, с которым несколько лет упорно бьются профессиональные психотерапевты, когда суд назначает принудительную психотерапию.
Снова и снова, когда я говорю людям о том консультировании, которым я занимаюсь, они выражают отвращение к тому, что сделали эти мужчины, но при этом они злятся на матерей. Такое чувство, что от мужчины нельзя было ожидать большего, но если мать не смогла защитить ребенка, не важно по какой причине, то ее «нельзя простить».
Не удивительно, что самая распространенная эмоция таких матерей – всепоглощающее чувство вины. Не удивительно, что многие действительно считают себя Злыми Ведьмами.
Некоторые насильники следуют по пятам растущего числа психотерапевтов, которые поддерживают их атаку на матерей. Они жаждут предстать сострадательными и понимающими людьми, поэтому они хотят добиться иллюзии разделенной ответственности и выбирают мягкие слова. Они учатся переводить слово «мать» как «семья» и такие названия книг как «Насильственная семья» становятся семейным лексиконом. Однако когда они говорят «семья», то они имеют в виду «мать». Потому что в нашей культуре мать одна несет ответственность за все, что происходит в доме. Очень мило, если мужчина проявляет интерес или помогает по дому, но все стрелки переведены на нее.
Сандра Батлер, которая написала очень доступную и крайне полезную книгу «Заговор молчания. Травма инцеста», отвечает на эту трусливую ложь очень просто: «Семьи не подвергают детей сексуальному насилию. Это делают мужчины».
Санта-Клаус: щедрый отец
Третье заблуждение, которое применяют насильники – это Санта-Клаус, которым они притворяются. Это мужчина, который дарит детям подарки, дает им все «что они хотят, когда они попросят». Они говорят про себя как про отца из сериала «Папа знает лучше». Стэнли: «Не сказать, чтобы я кому-нибудь причинял вред. Я давал ей ту любовь, в которой, как мне казалось, она нуждается». Ян: «Я пытался научить ее сексу. Я не хотел, чтобы она научилась этому от какого-нибудь грязного мальчишки из трущоб. Я хотел, чтобы у нее это было с кем-то нежным и заботливым».
Глен совершал развратные действия со своими тремя детьми. Он говорит, что он так реагировал на их боль: «Я любил их, но они не были счастливыми детьми. Я хотел им помочь. С моей семилетней дочерью, я видел ее, я любил ее, и я брал ее на руки, чтобы обнять. Вместо этого я клал мой пенис ей между ног. С моим четырнадцатилетним сыном все началось с поглаживаний и пошло дальше. В конце концов, у него начался со мой страстный и серьезный роман. Но вы не думайте, что я пидор или педофил как таковой. Я просто не знал, как иначе показать ему свою любовь». «Почему вы не подвергали насилию старшего сына?» «Он был совсем другим человеком. Он был успешным и независимым. Он не нуждался во мне так сильно».
Эрик, который считает самого себя поэтом и «мыслящим, мягким и заботливым» человеком, сказал мне: «Моей падчерице было 14 лет, и она не так уж хорошо справлялась. Оценки у нее были нормальные, но у нее не было друзей, так что она была в депрессии и очень одинокой. Ее мать работала в ночную смену в больнице, так что ее не было рядом, чтобы помочь. Однажды ночью я проснулся и услышал, как Лора плачет рядом с нагревателем, так что я пошел туда, обнял ее, держал ее, говорил с ней. Прежде чем пойти в кровать она сказала: «Папа, ты будешь обнимать меня каждый раз, когда я захочу пообниматься?» Я сказал: «Ладно». Потом мы становились все ближе и ближе, и дело дошло до секса». Он продолжал так же «утешать» падчерицу, даже когда он занимался с ней сексом, после чего она начала думать о самоубийстве и «нуждалась в моих объятиях еще больше, чем раньше».
Некоторые мужчины приподнимают маску Санта-Клауса и обнаруживают реальную динамику инцеста с ужасающей, но честной самоуверенностью. Алан: «Тело моего ребенка такое же мое, как и ее собственное». Майк: «Я выбираю детей, потому что с ними безопаснее, вот и все. Они тебе не будут перечить, как женщина». Род: «Она моя девочка, так что это дает мне право делать с ней все, что я захочу. Так что не суйте свой нос не в свое дело; моя семья – это мои дела».
Эти отцы признают, что они могли делать то, что они сделали, только потому, что они могли заставить своих детей подчиняться и могли приказать им молчать. Они не использовали ничего помимо той власти, которая есть у любого обычного отца.
В то же время именно эту власть отрицает большинство мужчин, когда их ловят и осуждают. Когда им предъявляют обвинения, то они внезапно начинают описывать себя как неспособных ничего контролировать, включая свои собственные действия. Ксавьер: «Я не знал, что я делаю. Не понимаю, как это со мной случилось». Уолт: «Он просила меня об этом, я просто делал то, что она говорит. Я не мог сказать ей «нет». Оуэн: «Я влюбился в свою дочь. Я имею в виду, действительно влюбился в нее. Я не мог остановить себя».
Они утверждают, что они стали беспомощными жертвами манипуляций Лолиты. Как только она их завела, они оказались в ее власти и не могут больше нести ответственность. Когда мужчина рассуждает таким образом, то не имеет значения, что его дочь говорит или не говорит, делает или не делает; ей достаточно быть девочкой с телом девочки, и она уже становится коварной соблазнительницей. Она – «естественное искушение» для его «естественных импульсов», что делает его абсолютно беспомощным. Так что нельзя ожидать, что он сможет сопротивляться. Он считает себя настоящим героем, если он не поддался соблазну, и просто обычным парнем, если он «сдался».
Пока эти мужчины отрицают свою собственную власть и ту власть, которая есть у мужчин, как у группы, пока они отрицают ответственность мужчин, то ничего не изменится. Они отрицают, что они могли бы реагировать на стресс иначе, не совершая насилия: «Мой босс все время критиковал меня. Моего сына задержала полиция за угон машин. Моя жена начала избегать меня. Я пытался справиться со всем этим самостоятельно. Никто обо мне не заботился. И тут рядом оказалась моя дочь». Они отрицают, что они могли измениться, несмотря на свою социализацию: «Мое воспитание заставило меня это сделать. Я раб своего воспитания». Или: «Я болен… Я зло… У меня полный кавардак в жизни… Я ничего не могу с этим поделать, так что мне ничего не надо с этим делать, оставьте меня в покое».
Они отрицают, что отцы могут научиться заботиться о детях, вместо того, чтобы требовать этого от них, в том числе заставлять своих дочерей обслуживать их как маленькие матери: «Я думал, что дети должны как по волшебству исцелить все мои душевные раны. Поцеловать меня, чтобы все стало лучше».
Мужчины в моей группе снова и снова говорили мне, что они устали считать себя преступниками и все время говорить о насилии. Они говорили, что просто хотели бы, чтобы их семьи снова жили вместе, «как и остальные семьи», и вернуться к роли «нормальных отцов, как и другие мужчины». Если бы это было так просто. Но учитывая рост этих мужчин, это невозможно. Они сталкиваются с той же проблемой, с которой сталкиваюсь и я – осознание того, что недостаточно быть «нормальным мужчиной», никому из нас этого не достаточно.
Норм сказал мне: «Первый шаг в том, чтобы сказать: «Да, я это сделал. У меня проблема». Но это только первый шаг. Второй шаг в том, чтобы начать разрывать себя на части и строить заново». «Как сильно нужно разрывать себя?» «Полностью. Это нужно сделать до самого основания. В каждой щели и отверстии что-то спрятано – и это нужно достать на свет. Все до самых мелочей. Ничего нельзя оставить внутри. Нельзя сказать: «Ну, это моя сексуальная часть, мне нужно работать только с этим». Ничего не выйдет. Всего человека надо подрать на мелкие кусочки и собрать по кусочкам заново. У меня оказалась внутри огромная яма. Эта пустота раньше была заполнена чем-то, что мне нравилось. Но мне нравится то, что я кладу туда сейчас. Я нахожу что-то свежее, чтобы положить туда».
Ламонд объясняет, когда мы сидим у его окна и смотрим сквозь решетку: «Мы все знали, что то, что мы делаем плохо, но у нас были сказки, которые мы рассказывали сами себе, так что мы продолжали это делать».
Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус – вот эти сказки. Но это не те сказки, которые мужчины читают своим дочерям и сыновьям на ночь, чтобы помочь им заснуть. Они заставили своих детей прожить эти истории в реальной жизни. И это истории бесконечного ужаса.
Когда мы были мальчиками, у нас не было власти, чтобы прекратить ложь и насилие, но теперь мы стали мужчинами, и у нас есть эта власть. У нас есть власть говорить правду. У нас есть власть встать рядом с мальчиками и помочь им защитить свою заботливость. У нас есть власть перестать быть «обычными парнями» и стать кое-кем получше – мужчинами, рядом с которыми дети и женщины находятся в безопасности.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Что там с открытием дневника Октана, временным или не временным? Кто что про это знает? А то как-то странно, потому что сегодня он и правда открыт, правда, в некомментируемом виде..
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Обычно я равнодушен к актерам - я люблю героев. Так уж я устроен. Моя любимая часть Star Trek - TNG, а мой любимый капитан - Жан Люк Пикар. И когда вдруг слышишь весьма достойные слова из уст игравшего его актера, то воспринимаешь это как подарок. Потому что знаем ведь, что актеры и герои - две большие разницы и привычно не питаем иллюзий. И такое вот совпадение в уровне человеческого достоинства - радует.
Мой отец, во многих отношениях, был дисциплинированным, организованным и харизматичным мужчиной – полковой сержант-майор, ни больше, ни меньше. Один из самых последних людей, эвакуированных из Дюнкирка, офицер прикрепил к его форме третью нашивку, когда никого из старших по званию не осталось в живых. Он прыгал с парашютом в Крите и Италии, оба раза под обстрелом, он сражался в Монте Казино и был дважды упомянут в депешах. Один из служивших с ним солдат однажды сказал мне: «Когда твой отец марширует на параде, птицы на деревьях перестают петь».
Гражданская жизнь была совсем другой историей. Он был злым, несчастным и вечно недовольным мужчиной, который не контролировал ни свои эмоции, ни свои руки. Будучи ребенком, я неоднократно наблюдал его насилие над моей матерью, тот ужас и страдания, которые он вызывал, и я думал, что если бы я мог, я бы его убил. Если бы моя мать попыталась его убить, то я бы его держал, пока она это делает. Если вам сложно понять, как ребенок может испытывать подобные чувства, то представьте жизнь в обстановке постоянной эмоциональной непредсказуемости, опасности и унижения неделю за неделей, год за годом, начиная с семи лет. Мой детский инстинкт говорил мне защищать мать, но мужчина, который причинял ей боль, быль моим отцом, которого я уважал, которым я восхищался и которого я боялся.
читать дальшеС утра понедельника до вечернего чая в пятницу он работал полуквалифицированным рабочим, и он был всегда собран и трезв. Часто он был забавным и очаровательным, у него всегда находились личные истории о военных временах и приключениях, которые меня завораживали. Но наступал вечер пятницы и после закрытия пабов, я ждал его возвращения, дрожа от страха. Я лежал в кровати, но заснуть не мог. Я никогда не засыпал раньше него; пока он не спит, мы все в опасности. Вместо этого я слушал его голос, его пение, когда он ходил по дому. Некоторые песни вселяли надежду: «Я снова заберу тебя домой, Кэтлин», «Я буду идти рядом с тобой»… А вот армейские песни не предвещали ничего хорошего. Хуже всего была тишина. Если я слышал только его шаги, то это был сигнал для повышенной бдительности.
Наш дом был маленьким, и когда вы растете с домашним насилием в замкнутом пространстве, то вы учитесь очень точно и быстро измерять температуру ситуаций. Я точно знал, когда закончится крик и будет поднята рука – я также точно знал, когда именно вставить свое маленькое тело между его кулаком и ее лицом, навык, которого не должен знать ни один ребенок. Любопытно, но я никогда не боялся за себя, и он никогда меня не бил, его странная мораль не позволяла ему ударить ребенка. Ситуация была едва терпимой: я был свидетелем ужасных вещей, и я знал, что они неправильные, но пойти за помощью было некуда. Хуже того, были те, кто одобрял это насилие. Я слышал полицейских или врачей скорой помощи, которые стояли в нашем доме и говорили: «Должно быть, она его спровоцировала» или «Миссис Стюарт, в драке всегда виновны двое». Они ничего не знали. Правда в том, что моя мать ничем не заслуживала насилия, которое она терпела. Она не провоцировала моего отца, а даже если и так, насилие никогда не может быть приемлемым способом разрешить конфликт. Насилие – это выбор, который делает мужчина, и он один несет за него ответственность.
Никто не приходил на помощь. Ни один взрослый не вступился. Мне нужен был кто-то, кто бы взял ситуацию под контроль и сказал бы мне, что все будет в порядке, и что это не моя вина. Я хотел, чтобы злость ушла и, хотя она оставалась, я чувствовал себя ответственным. Мои чувства вины и одиночества, вызванные домашним насилием, были постыдными… и продолжительными. Никто не пришел, никто не знал. Наши маленькие дома стояли вплотную друг к другу. Каждое утро понедельника я шел в школу с опущенной головой, молясь о том, чтобы не встретить никого из соседей или школьных друзей, которые слышали крики на выходных. Мне было стыдно.
Очень редко один человек приходил к нам на помощь – миссис Диксон, женщина из соседнего дома, единственный человек, который противостоял моему отцу. Она вышибала дверь и вставала перед ним, корсет трещал, и ее могучая рука ткачихи поднималась к его лицу. «Давай, Альф Стюарт», - говорила она, - «попробуй это со мной». Он никогда не пробовал. Он успокаивался и ложился спать. Сейчас я мечтаю взять огромную руку Лиззи Диксон в свою и поблагодарить ее.
Подобный опыт разрушителен. Всю свою взрослую жизнь я пытался преодолеть плохие уроки поведения моего отца, этот ядовитый пример мужской безответственности. Но самый угнетающий аспект этого опыта – это одиночество. Совсем недавно, во время ссоры с моей подругой, я снова почувствовал себя запертым и одиноким, тем, кого не слышат и не понимают. Это было неправдой, но это была знакомая изоляция, которая почти приносила комфорт и утешение.
Я сумел найти собственное убежище в актерской профессии. Сцена оказалась для меня более безопасным местом, чем жизнь дома – она предлагала побег. Я мог быть кем-то еще, оказаться в другом месте, в другое время. Тем не менее, если роль требовала злости, ярости или желания убить, то мне всегда было страшно, что я смогу выпустить, если я поддамся этим чувствам. Только в 1981 году, когда режиссер Рональд Эйр попросил меня сыграть психопата Леонта в «Зимней сказке», я смог это преодолеть.
Он тихо сказал мне, что игра сработает, только если я полностью отдам себя, полностью и абсолютно, во власть одержимости, сумасшествия и убийственности этого человека. «Если ты это сделаешь», - сказал Рон, – «я буду рядом с тобой. Я буду доступен 24 часа в сутки». С того момента я больше не боялся своих чувств на сцене.
Правда в том, что домашнее насилие касается очень многих из нас. Вполне возможно, что кто-то, кого вы знаете – подруга, сестра, дочь или коллега – сейчас страдает от насилия. Одна из четырех женщин подвергается домашнему насилию в тот или иной период своей жизни. И каждую неделю нынешние или бывшие партнеры убивают двух женщин на территории Англии и Уэллса, а 10 женщин сами лишают себя жизни, потому у них не было другого способа сбежать от партнера-насильника. И совершенно точно вы платите за домашнее насилие. Ежегодно домашнее насилие обходится примерно в 26 миллиардов фунтов стерлингов на медицинские, юридические и жилищные расходы.
Это насилие не является частным вопросом. За закрытыми дверями оно охраняется, прячется и становится только сильнее. Оно защищается с помощью молчания – всеобщего молчания. По этой причине, в 2007 году я стал попечителем организации Refuge – национальной организации, которая борется с домашним насилием. Каждый день эта организация оказывает помощь более чем 1000 женщинам и детям в рамках национальной сети приютов и служб. В Refuge женщины и дети получают психологическую поддержку, которая помогает им преодолеть травму насилия. Команда независимых адвокатов готова защищать женщин с высоким риском насилия в юридических процессах.
Благодаря неутомимым кампаниям Refuge отношение к проблеме начало меняться. Тактики полиции улучшились и большинству мужчин больше не спускают с рук избиения женщин. В то же время статистика остается очень мрачным чтивом. Более чем две трети женщин, живущих в сети приютов Refuge, живут там с детьми. Я не могу выразить, насколько меня огорчает (и злит) мысль о том, что мы до сих пор не можем гарантировать безопасность женщин и детей в их собственных домах.
Большинство людей находят идею насилия над женщинами (и иногда, хотя и редко, над мужчинами) отвратительной, но они ничего не делают, чтобы изменить ситуацию. Множество женщин и детей, также как моя мать и я, продолжат страдать от домашнего насилия, если мы не будем открыто говорить о насилии. Это можно сделать, например, поддержав последнюю кампанию Refuge: www.fourwaystospeakout.com/
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Для ясности еще раз - лично меня совершенно не интересует восстановление, установление и прочие действия, производимые над справедливостью. Я в этом мифологическом явлении ничего не смыслю. И Октану я не сват и не брат. Мне просто хочется, чтобы талантливые произведения этого автора и далее украшали дайри - а они их весьма украшали. Что не украшало, так это поведение - его и многих других. Я считаю, что Октан наказан был по заслугам, но не придерживаюсь мнения, что лучшее лекарство - гильотина. Речь о разумной мере наказания. Я был бы счастлив если бы рисунки и тексты о Бударане остались, а холивары отправились на свалку истории. В свое время я практически ушел из ЖЖ именно из-за разгула троллинга и холиваров, наивно полагая, что на дайри такое не водится. Оказалось, водится. Честно говоря, задрало, господа. Уходить отсюда вроде бы некуда, ибо, похоже, интернет- королевство прогнило насквозь и целиком. Так что будем практиковать пофигизм и неучастие. Мне это несложно, потому что троллить меня бесполезно, а сам я этим малопочтенным делом сроду не занимался. На свете есть масса интересных и полезных дел, чтобы тратить время на кидание какашками. Так что, пожалуй,впредь на попытки пригласить меня потроллить кого-нибудь (даже косвенные, среди прочих ПЧ, типа "вон там по ссылке живет редкостное угробище, повеселимся, что ли") буду сперва отвечать добрым тихим словом, а при повторении сего дела - баном. Ибо давно не был так зол и давно не был столь низкого мнения о хомо сапиенсах.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Которой в числе прочего вдохновлялся, сочиняя "Светотень". Черный Змей прежде всего навеян лирическими героями Михаила Щербакова и общим настроем его песен, которые я, как ни странно, очень люблю.
А эта ночная песенка могла бы подойти к "Кошке", хотя "Кошка" все же посветлее будет:
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Господа, цитирую:
Всем привет. Выбрался сюда к вам в виде духа всеми правдами и неправдами. Спасибо всем за поддержку! Сразу к делу перейду: я ненавижу ЖЖ. Да, у меня там есть акк, я там кое-что выкладываю, но блин, на адйрях у меня куча друзей. И расставаться с ними я не хочу. Для тех, кто в танке - суть конфликта изложили Ангри и Колоброд. Я вёл себя грязно и тэпэ, но наши оппоненты, мне кажется, тоже отличились. И демотиваторы делали, и недоёбом стращали, и грязь из их ртов лилась похлеще нашей. То, что вторая сторона преспокойно себе осталась - это верх несправедливости. Но я согласен забить на них, забыть, вычеркнуть из памяти и развеять пепел и в такое говно больше никогда не лезть. Вашу мать, у меня дневник был, между прочим, почти полностью состоящий из творчества. Два года работы! И что? И куда теперь? Сидеть тут сопли пузырями пускать? А Некромантийя? А ЭМ? Все эти люди, все 800 человек ждут, а я что?
В общих чертах план такой: либо всё же на вышесказанных условиях админ возвращает мне доступ и я клянусь там ниче кроме творчества на дневнике не выкладывать, либо мне придется создать другой акк. Но всё же я хочу вернуть свой дневник, ибо там содержатся уникальные штуки, которых я больше нигде не найду. Люди, я вас очень прошу. Вас целая толпа, некоторые чуть ли не в ноги падали "Октан, ты гений" и всё такое. Неужели я не имею права попросить о такой маленькой услуге теперь?
Думаю, что стоит создать некую нейтральную и не замешанную в холиварах группу. которая могла бы ходатайствовать именно о таком развитии событий. Вплоть до закрытия ото всех любых записей в дневнике Октана, которые не относятся к его творческим проектам - но чтобы при этом дневник в целом был вновь открыт. Октан, как я понял, согласен не писать больше на дайри на отвлеченные темы, только публиковать арт. Мне кажется, это могло бы устроить администратора, поелику он печется о прекращении войнушек на Дайри и одновременно о том, чтобы на Дайри присутствовали интересные и популярные творческие проекты.
Комментировать просьба по делу. Тому, кто не желает никак участвовать, считает это тухлым делом, а Октана - обычным троллем, лучше высказываться у себя. Такие комменты мне тут не нужны, то есть они совсем лишние. Предупреждаю честно, чтобы без обид.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Закончился маленький традиционный литературный конкурс на одном фэнтэзи-форуме. Занесло меня на этот форум и на этот конкурс случайно - по ссылке из "Драконьего Гнезда". В общем... мои два рассказа (а всего в конкурсе участвовало шесть работ и пять авторов) оказались на втором и третьем месте. Не то, чтобы эпическая победа, но я и такого результата не ждал, ибо была там парочка сильных конкурентов. А самое главное - это была моя первая попытка писать на заданную тему, к тому же я подошел к вопросу несколько оригинально - потратил на каждый рассказик примерно по полтора дня (хотя сроку было полтора месяца). Если бы поработал более внимательно-старательно... ну да ладно
Тишина. Полумрак. Еле слышно трещат дрова в большом камине. Тени пляшут на стенах, свиваясь, расплетаясь, ведя свою древнюю и бесконечную Игру. В этой комнате нет окон – я приказал заложить их давным-давно, чтобы ничто не могло помешать жизни теней. Они мои друзья, мои советчики, моя сила. С ними я не одинок, хотя почти всегда один – даже великий и бесстрашный король Кальдестро, Гроза Драконов, не часто навещает здесь своего довереннейшего советчика. А уж остальные... Впрочем, как раз сегодня я жду гостей. Шорох, тихие скребущие звуки. Крысы? Чепуха. Даже самая глупая или бешеная крыса достаточно благоразумна, чтобы обходить мое уютное гнездышко десятым ходом. Сюда может придти только человек – и человек подневольный. читать дальше- Входи, олух. И побыстрее, пока не прирос к двери. Его словно бы вдуло внутрь порывом страха. Тени искажают и старят его лицо, но я знаю, что он совсем молод и совершенно испуган. Глупые вытаращенные глаза солдатика похожи на мутные самоцветы с изъяном, такие продают горстями на ярмарках. Поэтому я любуюсь не ими, а струйкой пота, сбегающей из-под шлема по виску и скуле. Ее игра в отблесках пламени воистину драгоценна. Тень бедняги извивается и корчится на стене, хотя сам он вытянулся так, будто желает вонзиться макушкой в потолочные балки. - Г-господин... Капитан Фаранкор вернулся, господин. Вы наказывали, чтобы вам первому... - Прекрасно. Скажи, что я его жду. Немедленно. Взмах руки – и неощутимый ветер вновь выметает болвана за дверь. Только кисловатое на вкус эхо мысли остается висеть в воздухе: «Демон!» Ничего, парень, напьешься как следует – и, может быть, ночь пройдет без кошмаров... Жду, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Редкостное черное дерево с Миандейских островов, чуть темнее моей кожи. Это здесь оно на вес золота, а там из него сооружают себе хибары последние из прокаженных. Помню, однажды... Стук в дверь – на этот раз уверенный, смелый. Да ты наглец, приятель. Впрочем, этим ты мне и нравишься – живя среди раболепных трусов, начинаешь чувствовать, как все у тебя внутри покрывается влажной холодной плесенью. Немного свежего ветра не помешает... Он красив, капитан Фаранкор. Не лицом, нет, это для глупых барышень, с жарко бьющимися воробьиными сердечками наблюдающих за солдатской колонной. Его лицо довольно заурядно, грубовато, к тому же обезображено шрамом, рассекшим нос и правую щеку, так что барышни увы, смотрят мимо. Но я чувствую вкус и аромат его души – яркий и сильный, и при этом сложный, как букет хорошего белого вина в серебряном кубке. Не тот букет, который мог бы мне понравиться – я привык к более терпким и тяжелым багряным оттенкам. Но я отдаю должное искусству винодела. Он стоит спокойно и небрежно, положив руку на эфес меча. В отличие от короля, я не требую чтобы входящие ко мне оставляли оружие у входа – здесь оно все равно бесполезно. Отблески пламени играют на затейливо расшитом мундире... который не очень-то свеж, местами порван и довольно таки грязен. И на лице и руках капитана несколько недавних царапин и ссадин. Так-так... - Чем же ты меня порадуешь, мой мальчик? - Полным успехом, Высокомудрый Гвахар. Все вышло так, как вы сказали. И ваши амулеты... - ...оказались как всегда действенны. Я желаю услышать подробности. Откидываюсь в кресле, приготовившись слушать. Капитану сесть не предлагаю, еще чего, он бы, небось, решил, что я перетрудился за фолиантами. Слегка опускаю веки, смотрю сквозь ресницы. Грубо высеченное лицо капитана слегка расплывается, зато его тень становится отчетливее. Очень интересная тень, просто загляденье... - Мы двигались два дня. На третий разбили бивуак, оставили лошадей с двумя мальчишками и пошли в горы. Настоящие козьи тропы, но я взял с собой только ребят из горцев, они бродят в скалах с малолетства. И все же я жалел, что наши амулеты не дают нам возможности летать... Прошу прощения, Высокомудрый... - Ничего. Продолжай. - Нам пришлось заночевать в горах, хорошо, что мы взяли с собой подбитые мехом плащи. А на рассвете мы приблизились к входу в пещеру. Он был именно там, где вы указали, над ущельем с водопадом. Вдоль водопада я и приказал взбираться. Тут даже горцы зароптали, но я усмирил их. Двое едва не сорвались, но Небо сохранило дурней. Зато мы смогли подобраться к самой пещере, незамеченными, и стали ждать. Честно говоря, я подумал, что мы зря не взяли сети, в старые времена охотники всегда их использовали, но вы сказали не брать, и как оказалось, были правы. - Я всегда оказываюсь прав. -Да, Высокомудрый. Через два часа из пещеры появился первый дракон. Чудовище было огромно, его чешуя сверкала на солнце, как тысяча зеркал. Он не заметил нас – амулеты отвели ему глаза, к тому же, мы лежали неподвижно, прикрывшись плащами, словно камни. Он стал кружить над ущельем, должно быть, разминал крылья. Иногда он нырял в водопад и хватал ртом струи – прямо на лету. - Это было красиво? Лицо Фаранкора становится удивленным, как у споткнувшегося на ровной дороге – или как у подстреленного из-за угла. - Красиво?! Конечно нет! Как может быть красивой проклятая Небом тварь? - Да, разумеется. Продолжай. - Мы ждали и ждали, а дракон все кружил и кружил. Я стал опасаться, что он все же заметит нас или улетит охотиться на коз. Вдруг в глубине пещеры раздался рев, а через мгновение оттуда выскочили трое моих ребят - я отобрал самых сильных и ловких, и они тайком проникли через другой вход. Теперь они мчались так, будто за ними гнались демоны – в общем, так оно и было, - а в ременных петлях каждый из парней волок по огромному яйцу. Они едва успели выскочить и отбежать в сторону, как их пещеры вырвался второй ящер. Думаю, это была драконица. Потом ребята рассказали, что она лежала в пещере, окружив яйца хвостом, но амулеты были так сильны, что она ничего не заметила, пока они не подобрались с яйцами к самому выходу... Дальше все было просто, хотя я, если честно, не верил, что мы останемся целы. Оба дракона кружили над нами, ветер от их крыльев сшибал с ног. Я сам пару раз прокатился кубарем по земле. Они кричали так пронзительно, что все почти оглохли. Я думал, что сейчас нас поджарят или заморозят, или просто разорвут на части, но ничего не происходило. Должно быть, они боялись повредить яйцам или... - Амулеты. - Вот как! Жаль, вы сразу не сказали, что нам не нужно бояться... - Немного страха идет только на пользу. Ты ведь чувствовал себя героем из легенды, не так ли? Не натерпевшись страху, героем не станешь. - Верно... Ну, дальше рассказывать почти нечего. Когда меня сбили с ног в третий раз, да так, что едва не смели в расселину, я дал ребятам команду, и они швырнули яйца вниз. Я сам видел, как одно из них разбилось о камни, да и два других наверняка не уцелели. Чудовища закричали так, что я думал, мне суждено навсегда оглохнуть, а у пары ребят кровь потекла из ушей. А потом одно из них... я думаю, что самка... вдруг взмыло высоко вверх, сложило крылья и рухнуло в пропасть. Второй дракон заметался, рванулся вниз, вверх... Потом устремился прочь, на восток. Я решил, что он улетает и закричал арбалетчикам, чтобы стреляли, но тварь вдруг развернулась и со всей мочи кинулась прямо в водопад, головой и грудью на скалы. Вода сразу окрасилась кровью, а дракон рухнул вниз, как мешок костей. Вот, собственно, и все. - Что ж, приятно, когда за тебя делают твою работу... - Да, Высокомудрый. Вы говорили, что охота на драконов - дело несложное, но я не верил. Я думал, эти твари умнее и хитрее. В легендах... - Легенды – это легенды, мой мальчик. Где-то они говорят правду, где-то врут, а кое о чем просто молчат. Драконы умны и хитры, но когда у них наступает пора произвести потомство, они на время превращаются в простых зверей, обуреваемых лишь чувствами. Вся их жизнь тогда – в яйцах и детенышах, отними у них это – отнимешь и жизнь. - Понял... - В общем, именно так их постепенно и извели с лица нашего благословенного края. Куда лучше, чем обычная охота. Лицо капитана неподвижно, словно у гранитной статуи, но мне незачем вглядываться в его черты. Меня занимает только тень. Истинное совершенство – для тех, кто понимает. - Ты все рассказал мне, друг мой? - Да... то есть не совсем... Когда мы потом вошли в пещеру, мы нашли ответвление и еще один огромный зал. Там была целая гора золота и драгоценных камней! Настоящий драконий клад, как в старых песнях! Разумеется, мы не могли унести все с собой, ребята взяли понемногу в свои ранцы. Вот, взгляните. Я смотрю, как он развязывает кошель, протягивает мне на ладони жарко горящие самоцветы. Я щурюсь еще сильнее. - Убери, глаза режет. Лучше отдай их королю, Его Величество обожает такие игрушки. - Да, конечно, я распорядился, чтобы никто не оставил себе ни камешка, ни монеты. Все это принадлежит лично Его Величеству. Как вы думаете, может быть, стоит немедленно организовать экспедицию? Такие сокровища... - Вот пускай Его Величество и решает сам. Меня не интересуют разноцветные булыжники и металл, из которого даже ножа не выкуешь. Моя задача – охранять страну и ее короля от чудовищ. Спасибо, мой мальчик, ты хорошо поработал. Эти камни можешь оставить себе, а амулеты верни! Я слежу, как он снова лезет в кошель и достает связку овальных серебряных бляшек с изображением свернувшегося кольцом змея. Все десять. Я прячу их в глубокий карман своего одеяния. - Ступай. Думаю, новости уже достигли королевских покоев, и тебе придется тут же повторить свою историю, и не раз. Ничего, надеюсь, вечером ты хорошенько промочишь усталое горло, обмывая повышение по службе. Иди же! Он с улыбкой кивает, отвешивает изящный поклон и идет к двери. На самом пороге я окликаю его. - А все же скажи мне, неужто даже на миг ты не пожалел о том, что вы сделали? Все же... э... наверное, тебе не совсем привычно убивать... детей. Даже еще не рожденных. Он смотрит мне прямо в глаза, на спокойном лице ни капли смятения, только недоумение и как будто обида. На этот раз мне не нужно изучать его тень. Лишнее это, совсем лишнее. - Не понимаю, Высокомудрый. Вы, наверное, шутите? Какие дети? Детишек я люблю. А это были гаденыши, и хорошо, что еще в яйцах – возни меньше. Я тихо смеюсь. - Молодец, мой мальчик. Конечно же я пошутил. Иди быстрее, а то, боюсь, Его Величество, прыгая на троне от любопытства, сломает его, а новый такой же некому будет сделать – мастера-то он казнил! Когда он уходит, я еще с часок сижу в раздумьях. Камин почти догорел, тени сгустились и сползлись из углов почти к центру комнаты. Хорошо. Вытягиваю руки, ухватываю сумрачные невесомые нити, потихоньку сплетаю из них плотный, медленно вращающийся шар. Дую на него – и поверхность превращается в глубокое темное зеркало. Произношу имя – длинное, излишне затейливое, от его звуков как обычно неприятно покалывает губы. По шару пробегает рябь – в самой этой дрожи уже чувствуется отвращение и недовольство. - Нет, так не пойдет, моя прекрасная, - говорю я. – У меня важное дело, так что изволь показаться! Рябь успокаивается, и вот на меня из темной глубины смотрят два очень ярких и очень сердитых глаза в окружении поблескивающей чешуи. Хорошо, что Зеркало Теней приглушает блеск... - Что тебе нужно, Черный? Только быстро. - Все ершишься, Золотая? Нехорошо так здороваться со старым знакомцем. Тем более, со старым знакомцем, который недавно прислал тебе славное угощение. Скажи, они были хороши на вкус? - О чем ты? Я плохо понимаю твои гнусные шутки. - Ну-ну. Не притворяйся. Я о десятке двуногих баранов, откормленных на королевских харчах. Я послал их прямо в ваши пасти, обменяв на отборную стаю в бараньих шкурках. Вот я и интересуюсь – каково? Имею же я право знать? Мне слышится сдержанный вздох. - Проклятый насмешник. Ты же знаешь, что мы не едим людей. Эти солдаты в безопасности и не будут ни в чем нуждаться до конца своих бесполезных жизней. Как ты догадался? - Ну, не думала же ты в самом деле, что я настолько поглупел с момента нашей последней беседы! Зря ты послала серебряного. Он, конечно, мальчик из хорошей семьи и все такое, но уж больно полагается на свои таланты. А опыта маловато. Решил, что может стоять тут передо мной и кормить меня сказками. Держал мои амулеты в лапах, а не смог даже прочитать их. Позор! - Серебряные не изучают книжную магию, и ты это прекрасно знаешь. У них другой путь. А амулеты были не опасны. - Опасны – против упырей. У меня как раз в сундуке завалялась пригоршня этих бляшек, упырей у нас давненько не видывали – куда им с Его Величеством Кальдестро тягаться. Но против драконов что они, что морские камни с дырками, это верно. Видишь ли, я как рассудил – если в Наррских горах и правда завелась какая-то безумная парочка серебряных, как пастухи рассказывали, то эта толпа идиотов отпугнет их одним своим духом за десять лиг. Так что моим славным охотничкам только и досталось бы, что пустая пещера. И, разумеется, никаких яиц и сокровищ – откуда им тут взяться? Да и серебряным, если честно, взяться неоткуда – кто бы это им портал в наши гиблые места открыл? Очень мне интересно стало, что все это за притча, так что ждал я моего капитана с нетерпением. И что же я слышу? Целое сказание, в красках! И так складно красавчик врет, будто всю жизнь только и делал, что на драконов охотился. А священная ненависть из него так и рвется, будь я послабее, меня бы по стенке размазало. И не потеет. В прошлый раз-то с капитана, настоящего, в три ручья лило – что поделаешь, привыкли мои старые кости к жарким краям... И любой из его «горцев», рогами могу поклясться, тоже был бы сух, как линялая кожа. Младший народ или Истинные? - Много чести было бы... - Так я и думал. И то, Младшие в драке толковее, если что вдруг... Так вот скажи мне теперь, Золотая, зачем это все? И за кого вы с твоим серебряным меня принимаете? - Я тебя – за хитрого мерзавца, который давно бы мог откусить голову глупому мерзавцу, но до сих пор не сделал этого. А мальчик – просто за старого королевского прихвостня и убийцу, которого трогать пока не велено. .- Хорошо хоть не велено... Вижу, ты тоже научилась Игре, моя прекрасная. Да еще и в темную... Не боишься, что молодой натворит глупостей? - Не боюсь. И надеюсь, что он совершит славное дело. Не мешай ему, твой король давно зажился на свете. - Не спорю. А еще мой король слишком любит золото, побрякушки и всякие разные диковинки, так что и про свою подагру с прострелом, того гляди, забудет. А в горах так часты обвалы, особенно в зачарованных драконьих пещерах... - Демон! - Обижаешь, Золотая, я умнее. Кому-то из моих знакомых демонов твоя затея пришлась бы по вкусу, а я вижу, что она глупая. У короля есть наследники. И наследники наследников. Принц Декла, например, ему еще шесть лет было, когда он собачку старшей фрейлины в масле сварил. Чудный ребенок! И золотишком он совсем не интересуется, все больше казнями да пытками... Я слышу тихое яростное шипение. - Так что же делать, по-твоему? - А ничего! Ждать. В народе давно зреет бунт, точнее, восстание. Королю невдомек, больно интересными игрушками я его развлекаю. Подожди немного, и все получится само собой. И мальчику твоему распрекрасному дело найдется. Долго еще будут помнить о королевской гвардии, которая в решительную ночь открыла восставшим ворота... - Ты просто еще не насытился злом... - Последние крохи подлизываю, Золотая. Не мешай мне. - Но люди страдают! И сколько еще будут страдать... - Люди всегда страдают. Знаешь что? Думаю, им это нравится, иначе они бы давно бросили это занятие. Печальный вздох. - Не устаю проклинать тот день, когда я решила тебе довериться. И тот день, полвека назад, когда королевский корабль причалил к проклятым островам... - А я не устаю благословлять тот день, когда молодой Кальдестро захотел поохотиться на Черного Миандейского Змея и искал местного колдуна, который поможет ему в охоте. И нашел его. К тому времени его тронный зал уже украшали пятнадцать голов – настоящих. После встречи со мной там появилось еще полсотни, фальшивых - включая мою. Одним рогом мне, правда, пришлось взаправду пожертвовать. Проклинают ли меня те, кто сохранили на своих шеях головы вместе с рогами? Когда королевской семейки не станет, они смогут вернуться. - Ее бы не было давным-давно, если бы не ты! - У всех своя Игра, моя славная. И свои ставки в Игре. Я свое получил, и ты скоро получишь свое. Так что дай знать уж как-нибудь серебряному, пусть будет благоразумен. Мне он понравился, жаль, если что-нибудь с ним стрясется... Да, и пусть подлечит левое крыло – у него там не хватает одного когтя. Не удивлюсь, если это память о каком-нибудь несчастье, знак страшной клятвы и все такое, но это позор – портить такие прекрасные крылья. - Откуда ты... - Я просто умею смотреть. У тех, кто проводит дни среди теней, особенное зрение... Всего хорошего, Золотая. Увы, у меня много дел. Она хочет еще что-то сказать, но я одним движением рассеиваю шар. Поплотнее кутаюсь в мантию. Проклятье, здесь стало слишком холодно, так не годится. Беру кочергу, ворошу угли в камине, подкладываю в закопченный зев в виде оскаленной пасти несколько поленьев. Потихоньку огонь разгорается. Мне нравятся маленькие смешные заботы этого маленького смешного тела. Скоро, совсем скоро от жалкой фальшивой оболочки останется даже меньше, чем от прогоревшего в камине сухого дерева. Куда я отправлюсь отсюда? Да какая разница! Мало ли в этом славном мире уголков, где клубится сумрак, где терпко пахнет страхом и кровью? А когда среди этих мест не останется ни одного, где я не был, то ведь есть и другие миры под другими солнцами. Где свет, там и тени, не так ли? И потому в моих интересах, чтобы пламя не гасло.
Кошка по имени Тень
Снова полночь. Над крышами висит луна, так похожая на чердачное окно, за которым кому-то пришло в голову жечь свечи. Как хорошо, что на настоящих чердаках всегда темно и уютно, а через их круглые или словно бы прижмуренные окна так удобно выбираться на крышу. Ах, крыши! Это же целый мир, скажу я вам. Особенно если ты маленькая черная кошка. Если честно, я не вся черная, у меня белая отметина на груди и белый кончик хвоста. Моя бывшая хозяйка говорила, что это ангел коснулся моей души. Интересно, что я у него стащила, раз он тут же ухватил меня за хвост? А еще моя бывшая хозяйка думала, что меня зовут Тень. Мы на этот счет так и не смогли договориться, я-то уверена, что меня никак не зовут... читать дальшеКстати о тенях. У нас с ними и правда есть кое-что общее - например, любовь к ночным крышам. Это только люди думают, что ночью, в потемках, их тени исчезают. Мы-то, кошки видим гораздо лучше и знаем, что только ночью человеческие тени обретают свободу. Когда вы сладко спите под своими перинами, тени вам без надобности, не так ли? Вот они и получают маленькую передышку и возможность бродить, где хочется. Мы, кошки, умеем их видеть и чувствовать, и понимаем их разговоры. Я знавала одну крышу, где часто собирались вместе сразу несколько теней. Большая редкость, потому что обычно тени больше всего ценят одиночество - совсем как мы, кошки. Если вы думаете, что тени похожи на своих людей, то вы ошибаетесь. Ну вот, например, Тень Дедушки. Я часто видела этого старичка днем. Маленький, беленький, чем-то всегда испуганный, он напоминал крольчонка. Рядом с ним всегда выступала крупная пожилая дама, с сивыми усиками над капризной верхней губой. Она никогда не улыбалась и была похожа на угрюмую злую собаку, которая не лает, а сразу пускает в ход зубы. Старичку я не завидовала. Но вот его тень - совсем другое дело! Она была пиратом. Скорее даже корсаром - в широкополой шляпе, в ботфортах, с лихо закрученными усами. От нее всегда пахло морем, а море - это рыба, потому я старалась держаться поближе, хотя это и глупо - тенью запаха рыбы живот не набьешь. Эта тень знала столько удивительных слов... Особенно интересные слова звучали, когда Тени Дедушки приходилось спешно исчезать посреди беседы - это значило, что дедушка проснулся, взял свечу и, кряхтя, отправился по своей стариковской надобности. Еще на крыше часто появлялась Тень Вампира. Ну да, разумеется, вампиры существуют! Этого я сама частенько видела, а однажды даже подглядела, как он охотится. Брр, неприятное зрелище! У меня вся шерсть встала дыбом, а хвост превратился в ершик для бутылок, правда, всего на минутку - мы, кошки, не умеем долго бояться. Вообще-то тени мертвецов на свете не заживаются, но вампир - мертвец необычный. Его тень была худосочным, тоскливым созданием с длинным лицом и жидкими волосами. Ее глаза то и дело оказывались на мокром месте. Говорила она всегда об одном и том же - как в очередной раз пыталась вернуться к своему вампиру, а он не глядя отпихнул ее ногой в щегольской туфле. Она рассказывала об этом снова и снова противным ноющим голосом, а из ее глаз катились серые туманные слезы. Терпеть не могу слезомоек! Лично я плакала только однажды - когда торговка на рынке замахнулась на меня пыльным мешком, и мне в глаза попала труха. Я тогда наплакала целых две капли - хватит на все мои девять жизней! Еще один завсегдатай - Тень Поэта. Сам Поэт жил в мансарде этого самого дома. Он был очень веселый, очень молодой и очень бедный. Я частенько бывала богаче его, когда удавалось стянуть обрезков в мясной лавке. Его Тень была средних лет, кругленькая, с заметным животиком. Еще у нее имелся теневой кошель, такой же пухлый, как ее животик, она доставала из него теневые монеты и считала, и пересчитывала... Эта Тень была очень трезвомыслящая и практичная личность и, как и я, терпеть не могла Тень Вампира с ее жалобами и рыданиями. Тени Дедушки она не доверяла и то и дело обзывала разбойником и висельником. У нее было обо всем свое мнение, у этой тени, увесистое, словно гиря. Больше всего на свете она не любила пустых мечтателей и фантазеров, а при упоминании о чем-то возвышенном, так сочно фыркала, что мне становилось завидно. Как ни странно, эти трое прекрасно уживались друг с другом уже который год, несмотря на то, что ни одна ночь не проходила без ссоры. Мне казалось, что Тень Дедушки все-таки жалеет Тень Вампира, а кошель поэтовой Тени вызывает в ней такие же чувства, как во мне – отъевшаяся мышь. Тени Поэта было просто необходимо на кого-то фыркать и поучать кого-то жизни, а Тень Вампира совсем зачахла бы без слушателей. Ну, а я внимательно слушала их всех, устроившись на любимом месте возле трубы. В беседы и споры я не встревала – не наше, кошачье это дело. То и дело на нашей крыше появлялись новички. Никто из них не задерживался долго. Чаще всего это бывали тени свежих покойников – полупрозрачные, грустные и растерянные. С каждым часом они становились все больше похожи на истлевшую сероватую кисею, пока на третьи сутки не растворялись в ночном воздухе навсегда. Когда у нас появлялись эти бедолаги, Тень Вампира оказывалась как никогда кстати. Она так громко рыдала и так трагично заламывала руки, радуясь новому слушателю, что обреченной тени становилось как-то совестно тосковать о своей участи. Впрочем, бывали у нас и другие гости – любопытные и непоседливые бродяги, обожающие совать нос во все, что творится на ночных улицах. Эти исчезали еще быстрее – рассказав пару сплетен в обмен на морские байки, которые Тень Дедушки явно вычитала из старых книг. Тень Вампира только раздражала их своими завываниями, а на фырканье они отвечали еще более насмешливым фырканьем и весело уносились прочь. Собственно, из-за новенького все и завертелось. Точнее, из-за новенькой, потому что эта тень выглядела как девушка. Совсем молоденькая, с вздернутым носиком и торчащими косичками, в короткой лоскутной юбочке, которую носят танцовщицы и циркачки. Очутившись на крыше, она так радостно рассмеялась и поздоровалась таким звонким и веселым голосом, что Тень Вампира оборвала свою душещипательную повесть, икнула и уставилась на пришелицу круглыми, полными непролитых слез глазами. Тень Дедушки крякнула и подкрутила ус. - Очень, очень приятно, юная леди. Добро пожаловать на борт! Новенькая тень огляделась. - Разве это корабль? Хотя, почему бы нет? Вон там у трубы даже веревка протянута – совсем как такелаж! А вы, наверное, пиратский капитан? Если что, я вас не боюсь, потому что у меня совсем нечего грабить! - Голодранка! – фыркнула Тень Поэта, но на нее никто не обратил внимания. Тень Дедушки сняла шляпу и галантно поклонилась. - Что вы, что вы, прелестная незнакомка! Я – благородный корсар и никогда не причиню вред леди! Какими судьбами к нам? Кто ваш человек, ежели не секрет? - Секрет! – весело сказала незнакомка. – То есть, нет, это не значит, что я скрываю. Просто... я не знаю, чья я тень. Это ужасно забавно, правда? Все уставились на нее, и даже я чуть не подскочила на месте. - Чушь! – бросила наконец Тень Поэта.. – Так не бывает. Все мы прекрасно знаем, чьи мы тени, хотя иногда предпочли бы не знать. Что-то ты крутишь, милочка! - Ничего я не кручу! – тень слегка обиделась. – Я правда не помню. - А что же ты помнишь? – озадачено спросила Тень Дедушки. - Помню, как стояла на улице – там, внизу, и смотрела наверх. Наверху очень уютно горело окошко, под самой крышей, и я залюбовалась... - Это мой голодранец, – пробурчала Тень Поэта. – Хлеба купить не на что, а он опять уснул и не потушил свет! Лучше бы он их ел, эти свечи! - А потом я увидела, как наверху что-то шевельнулось, и захотела посмотреть, что там, на крыше. И вот я здесь... - Бедняжка... – прорыдала Тень Вампира. – Я думаю, твой человек умер! Я знаю, так бывает - когда люди умирают во сне, у их теней отшибает память. Ах, бедная, беееедная... Теперь уже я фыркнула, потому что новенькая была меньше всего похожа на выморочную тень. Честно говоря, в жизни не видела настолько живой тени! Незнакомка вздрогнула и посмотрела на меня. - Ой, киска! Постой, а ведь ты настоящая, хотя совсем как тень! Жалко, что я не очень люблю кошек... хотя я бы все равно, наверное, не смогла тебя погладить... Вот тут я и почувствовала, что новенькая начинает мне нравиться. Странно, правда? Мне следовало бы обидеться, но дело в том, что моя бывшая хозяйка слишком любила кошек. Не очень-то приятно, когда тебя то и дело хватают на руки и прижимают в груди, которая так ужасно пахнет духами! А хуже всего, когда тебе смотрят в глаза. Моя бывшая хозяйка в последнее время смотрела в мои глаза таким странным взглядом, что у меня сердце заходилось от непонятной тоски. Мы, кошки, очень не любим грустить, поэтому я в конце концов и сбежала... - Все это ерунда, - сварливо сказала Тень Поэта. – Тебе бы, плакса, только о смерти и болтать! Тоже мне, нашла покойницу! По мне, так она врунишка-цыганка, и только и думает, как что-нибудь слямзить! Рассказывай, рассказывай сказки... - Миллион сушеных крабов! – воскликнула Тень Дедушки. – Ну, нельзя же так, в самом деле!.. - Очень даже можно! Ходят тут всякие, за душой ни гроша, а щебечут как воробьи. Известно. что воробей за птица!.. - Как вам не стыдно! – тихо сказала новенькая. – Я вовсе не вру, и мне ничего от вас не надо. Наверное, я пойду... Ее контуры заколебались, и я поняла, что она и правда вот-вот исчезнет, унеся с собой свою удивительную тайну. Ни одна уважающая себя кошка такого не допустит, поэтому я сделала очень глупую вещь – подбежала и лапкой коснулась ее ноги. Это только кажется, что тени бесплотны. Они состоят из очень тонкой материи – из той же самой, из которой сотканы чувства. Мы, кошки, умеем входить с этой материей в контакт. только делаем это очень-очень редко. Потому что чаще всего это неприятно – все равно как хлопок ладоней над головой, после которого долго трясешь ушами. Я и сейчас ожидала чего-то подобного – зато я все узнаю! Ой-ой-ой! Я услышала свой отчаянный мявк, крыша несколько раз поменялась местами с небом. пока я ощетиненным меховым мячом катилась прочь. Потом я сидела на хвосте и из моих глаз – второй раз в жизни! - текли самые настоящие слезы. Все столпились вокруг. - Киска, - удивленно спросила новенькая. – ты... ты плачешь, Тень? Я смотрела на нее... на Тень Моей Бывшей Хозяйки... нет, просто на Тень Хозяйки. Она немного расплывалась в моих глазах, но я знала, что она уже никуда не уйдет. А потом я вскочила – хвост трубой, уши в боевой позиции. Я оглядела их всех, а потом прошлась по кругу и коснулась лапой каждой из моих приятельниц. Я случайно узнала целую кучу тайн и секретиков, и впервые они показались мне менее интересными, чем обглоданный рыбий скелет. Я сообщила каждой тени то, что ей следовало знать. - Ядовитого ската мне в глотку! – воскликнула Тень Дедушки. – Вот это чудеса! Каррамба! Нельзя терять ни минуты! Она повернулась и ухватила Тень Вампира за чахлые плечики. - Ты, вяленая селедка! Отправляйся и выясни, на каком кладбище и в каком склепе сегодня похоронили юную девушку, умершую неизвестно от чего! Этот твой кровосос наверняка уже туда намылился, бушприт ему в пузо! Тень Вампира завела было что-то жалостное, но Тень Дедушки встряхнула ее так, что у нее едва не оторвалась голова. Бедняжка покорно всхлипнула и исчезла. Тень Дедушки вздохнула и задумчиво покрутила ус. - Будем ждать. - Ну, вы ждите, а я пойду, пожалуй, - зевнула Тень Поэта.- Мне за эти авантюры никто не платит. - Давайте я вам заплачУ? – сказала Тень Хозяйки. - Ты? – Тень Поэта даже подскочила. – Да что ты мне можешь дать, нищебродка? - У меня есть уважение и добрые чувства. Это то, что не купишь ни за какие деньги, - твердо сказала Тень Хозяйки. Тень Поэта громко фыркнула и открыла рот, но тут на крыше возникла унылая трясущаяся фигура. Тень Дедушки схватилась за эфес шпаги. - Свистать всех наверх! Полундра, морского ежа вам в душу! ... На кладбище было темно. Мы легко проскользнули сквозь решетку. Тень Вампира тащилась впереди, а Тень Дедушки легонько тыкала острием клинка в ее сутулую спину. Я шла рядом с Тенью Хозяйки, иногда заглядывая ей в лицо. Тени Поэта нигде не было видно. Наконец мы остановились. Впереди смутно белело что-то приземистое, увенчанное кривоватой фигурой ангела, - Так, - сурово произнесла Тень Дедушки. – Крючья на изготовку! Ты, бледная немочь, - этот сын мурены близко? Тень Вампира с несчастным видом кивнула, ее била дрожь. Тем временем я разглядела маленькое зарешеченное оконце в стене склепа. Между прутьями решетки едва-едва хватило места, чтобы пролезла моя голова. Я больно ободрала правое ухо, но известно – где пролезла кошачья голова, там пройдет и вся кошка! Я спрыгнула вниз и огляделась. Гроб стоял на невысоком постаменте, он был открыт, и я перевела дух. Тень Хозяйки проскользнула вслед за мной и теперь смотрела в бледное лицо темноволосой девушки. которое было мне так знакомо. Глаза были закрыты, и я сказала себе, что если она их однажды откроет, пусть смотрит в мои сколько хочет. - Она жива, – сказала Тень Хозяйки. – Теперь я это чувствую. Я вспрыгнула на постамент и потерлась щекой о прохладную щеку. Но хозяйка не проснулась – тех, кто впал в такой сон не так-то просто разбудить. Я задумалась... И вдруг снаружи раздался пронзительный крик! Я даже не заметила, как продралась сквозь решетку обратно. Тень Вампира, хныча, скорчилась под корявым облетевшим деревом, а на крыше склепа, возле уродливого ангела плясали две фигуры. В следующий миг я поняла, что это Тень Дедушки сражается с вампиром. Пират бешено размахивал своим тонким клинком, но вампир, хоть и был безоружен, легко уклонялся. Он был невероятно быстр, и уже успел зацепить старого пирата своими длинными острыми когтями – я видела, как из ран струится туманная теневая кровь. Шерсть у меня на загривке встала дыбом, а уши прижались. Я зашипела и два прыжка очутилась на крыше склепа. Еще один отчаянный прыжок – и я вцепилась всеми когтями прямо в лицо вампира! Ууууу! Это было ужасно! Меня обожгло таким ледяным холодом, какого не найдешь и в леднике рыбной лавки! Все мои мускулы, каждую жилку свело судорогой. Вампир расхохотался, одной рукой отмахнулся от нацеленного в него клинка, будто от безобидной ветки, другой рукой схватил меня за шкирку и отшвырнул прочь. Я упала на постамент ангела и осталась лежать, словно брошенное чучело, не в силах пошевелиться. Вампир расхохотался совсем уже торжествующе и пошел на Тень Дедушки, безжалостно хлеща когтями. Пират отступал, шатаясь, его роскошная шляпа слетела. Я попыталась зажмуриться, чтобы не видеть финала, но и этого не смогла. И тут в воздухе промелькнуло что-то непонятное и со слабым звоном ударилось в лицо и грудь вампира, и тот завыл, как воет бродячий пес, в которого плеснули кипятком. Еще одна горсть непонятного нашла свою цель, и вампир завертелся волчком, сгибаясь и закрывая руками дымящееся лицо. Третий меткий бросок – и он упал, корчась от боли. Раздался ехидный смешок, и Тень Поэта выскользнула из-за угла, держа в руках сильно отощавший кошель. - Теневое серебро, - сказала она. – Чистейшее теневое серебро, старой чеканки, лучше всякой там святой воды или осиновых кольев. Эх, жаль, пропало-сгорело, не соберешь. И что это на меня сдуру нашло... Вампир с трудом приподнялся. Его лицо было похоже на череп с приставшими лохмотьями кожи. Он вытянул трясущуюся руку. - Тень, - простонал он. – Моя верная тень! Иди сюда, помоги мне! Тень Вампира поднялась, шатаясь, сделала пару шагов и замерла. На ее лице застыл ужас и странный восторг, глаза были огромными, словно блюдца. - Стой! – закричала Тень Дедушки. – Тысяча чертей, не подходи к нему! Он высосет тебя и тогда с ним уже не справиться! Тень Вампира будто не слышала его. Она сделала еще шаг, и единственный уцелевший глаз упыря загорелся торжеством. - Иии-йэх! – с тоскливой удалью выкрикнула Тень Поэта и, размахнувшись, запустила кошелем в голову зачарованно бредущей товарки. Кошель лопнул, уцелевшие монетки осыпались дождем и растаяли. Тень Вампира замерла. Оглушенно помотала головой, пристально уставилась на поверженное чудище... и вдруг захохотала – зло и весело. - Что?! Я – твоя тень? Ты обознался, миленький! Я – своя собственная тень! Если хочешь знать, это я сама тебя оставила, когда ты сделался кровососом – так мне было мерзко следовать за тобой. Потом я об этом позабыла из-за твоих гнусных чар, а теперь вот вспомнила. Да чтоб ты сгинул! Вампир пронзительно завизжал. Его тело стало быстро съеживаться, комкаться, исходя густым дымом, будто горящая бумажка. Миг – и там, где он лежал, осталась маленькая кучка серой золы. И в тот же миг я снова почувствовала себя – каждую жилочку, от исцарапанного уха до кончика хвоста. Тень Вампира поглядела на золу, потом внимательно осмотрела свои руки. - В чем дело? – удивленно спросила она. – Разве мне не следует прямо сейчас растаять? - Хм, - фыркнула Тень Поэта. – Похоже, ты действительно теперь – Своя Собственная Тень. Так или иначе, мы избавились от твоих ужасных завываний и сырости, не зря денежки пропали... Тень Дедушки, подняла свою шляпу и счистила с нее рукавом невидимые пылинки. Я подошла к Тени Хозяйки и потерлась о ее ногу. И тут мы услышали голос изнутри склепа – слабый и испуганный. - Помогите! Боже мой, где я, здесь так темно! Выпустите меня отсюда! ...Ну, про что еще вам рассказать? Про то, как я побежала к сторожке и долго мяукала под окном, пока не выскочил злой и заспанный сторож? Как он кидался в меня камнями, а потом гнался за мной, чертыхаясь, вдоль могил, пока не добрался до склепа и не услышал крики и плач? Все это вы и так прекрасно себе представите. Но если вы думаете, что я вернулась домой и теперь мурлычу на атласной подушечке... Я вам на это ничего не скажу. Я просто выгну спину и фыркну – совсем как Тень Поэта, а потом я скроюсь в ночи, потому что за углом меня ждет Своя Собственная Тень – в последнее время мы часто бродим по городу вместе. Мы неплохо понимаем друг друга ведь я, как всякая кошка, тоже своя собственная. И все-таки приятно знать, что есть дом, где на подоконнике всегда стоит блюдечко со свежим молоком – так, на всякий случай.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Прошу прощения, что стормозил и вовремя не закрыл комменты к предыдущей записи. Исправляюсь. Очередной холивар мне нужен как удаву велосипед, да и обсуждать, в общем-то нечего. Вопросы сугубо риторические.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
По некотором размышлении могу лишь сказать банальную вещь: садиться играть с шулером стоит только тому, кому срочно нужно избавиться от большой суммы денег. Сжечь - слишком экстравагантно, отдать вдовам и сиротам - мизантропия не позволяет, а шулер быстро и изящно опорожнит ваши карманы, а также избавит от явно лишних для вас безделушек и тряпок. И пойдете вы - свободный, нагой и веселый, куда глаза не глядят - потому что очки с вас тоже сняли. А то как же? А почему? А потому что вы - игрок, а он - шулер. У вас кроме картежа есть личная жизнь, какая-никакая работенка и парочка-троечка любимых хобби. У него есть десять верных друзей и крапленая колода, с которой он практикуется 20 часов в сутки, а в те немногое минутки, которые этот энтузиаст отдает сну, его умные пальчики шевелятся-разминаются, а за смеженными веками мелькают тройки-семерки-тузы. Он профи, вы любитель. И он вас сделает. Совершенно та же разница между профессиональным сетевым троллем и обычным любителем похоливарить и поругаться. Обычный юзверь идет в сеть для того, чтобы почитать-посмотреть интересное, людей поглядеть-пообщать, да себя показать. Если он еще и делает что-то руками и головой, то ему важно, чтобы плоды его трудов увидели, услышать разные мнения, критику и похвалу. На выращивание этих плодов он тратит изрядное время своей жизни, на общение - нормальное общение - тоже. Ему попросту некогда осваивать приемы, которыми владеет тролль. Ему - как и любому лоху, наблюдающему за "работой" шулера кажется, что ничего такого хитрого тут нет. Вести себя понахальней, ругаться позаковыристее - и дело в шляпе. И вот он приходит на территорию тролля... Зачем он это делает? А хрен его знает. Может, скучно стало, экстрима с перчиком захотелось, может взяли завидки на развеселую тролльскую славу, а может и решил постоять благородно за други своя. Но он приходит. И его, конечно, съедают. Иначе и быть не может. Потому что, в отличие от любителя, профи всегда сохраняет трезвую голову. Он прекрасно знает не только как раззадорить супротивника. на какие нежные точки ему жать, но и когда нужно вовремя остановиться, отойти в сторону и развести руками: "Поглядите, граждане, на этого буйного! Я ничего такого не сказал, а он на людей кидается! Может, кто-нибудь вызовет скорую, а то стремно как то!" И вызывают. Потому что у тролля обычно множество дружков, питающихся лулзами с его стола, есть полезные знакомства и вообще хорошо прикрыта задница. И он ставит в свой блокнот еще один крестик. В результате страдает и сама незадачливая жертва тролля, и множество тех, кому пострадавший был небезразличен. Во всей этой истории я искренне не понимаю одно - зачем? Зачем, оторвавшись от листа с незаконченным рисунком, становиться на колени, совать нос в крысиную нору и азартно кричать туда ругательства? Кто будет виноват, если ты в итоге заработаешь как минимум какой-нибудь лишай, как максимум - чуму? Кому нужна слава от победы над паразитом, чтобы ради нее рисковать? Зачем старательно натягивать на себя крысиную шкуру и затачивать надфилем зубы, если у тебя есть дары гораздо высшего порядка? Разумеется, это личный выбор, который следует уважать. Только обидно как-то. Не ходите, дети, под мостом гулять. Мнэээ, не советую.
Сумеречные вальсы и жуткие частушки нашего пограничья, Ритм твоего пульса, голос твоей крови - так, чтоб наверняка.
Не пей из тролльего копытца - тролленочком станешь. А то и вовсе - ффух! - и нету тебя. Не место, блин, цветам в навозе. Свинья схавает. Даже если считаешь себя крутым триффидом - все одно сожрет. Ибо, что - произрастать больше негде, зачем в говно ноги несут? Обидно, блин. До чертиков.