Поначалу это заглавие должно было принадлежать совсем другой вещи, и даже не о Трансформерах. Но все течет, все меняется в этом изменчивом мире...

В этот город я попал случайно. Точнее, упал, но это детали. Если бы вы видели это место, то сходу согласились бы, что там невозможно оказаться по доброй воле. На этой чудной планете, в этой ее части, которая называется Соединенными Штатами чего-то там, все города делятся на три разновидности. Первая - длинная пыльная дорога и много-много маленьких приплюснутых коробок, с которыми следует обращаться с осторожностью, чтобы не рассыпались от легкого тычка. Вторая - очень смешная, потому что напоминает пародию на наши города, созданную каким-то порченным бездарем. В середине они нелепые и тесные, а по краям нелепые и грязные, со множеством старых заброшенных зданий, которые давно пора снести - как и вообще большинство строений этой расы. Ну, а третья разновидность - смесь первой и второй, но ближе к первой. То есть кроме плоских коробок, посередке находится кучка повыше - в электрических огнях, разных мигающих надписях, которые не стоят того, чтобы их понимать. Один из этих уродцев наверняка «супермаркет» - место, где в обмен на прямоугольные листочки с рисунком можно получить вещи, по большей части бесполезные даже для самих обитателей планеты. Еще здесь обязательно есть «банк» - место, где много этих самых разрисованных листочков. Все вместе называется «экономикой». Лейтенант как-то давно пытался объяснять суть, но мне быстро стало так скучно, что я попросил разрешения слетать на разведку и долго нарезал в небе, пока не выветрил чушь из процессора. В общем как раз в такой город я и сверзился.

читать дальшеТо есть, нет, приземлился-то я довольно аккуратно. Крыло мне попортили основательно, лететь дальше я мог с таким трудом, который того не стоил, так что проще было подать сигнал, трансформироваться, и топать себе до места, где подберут. Я и место такое себе уже наметил - холм с каменистой вершиной. Сиди себе на сухих камушках, а не на мокрой растительности, думая, как к тебе в сочленения и всякие прочие отверстия заползает мелкая пакость. Просто диву даешься, сколько этой суетливой органики вытряхивают из тебя по возвращении на базу. Она уже не живая, конечно, потому, что тебя при входе обрабатывают специальным газом, но все равно противно. А уж если ты пролежал среди этой мокрой зеленой гадости чуть дольше, чем следует, и дырки в тебе чуть больше, чем следует... Однажды в ремблоке из меня достали что-то, что ремонтник назвал гремучей змеей. Он сказал, что это отличный экземпляр для коллекции...
В общем, до скалистого холмика я не дотянул. Крыло было крепко покорежено, приходилось выравниваться в воздухе антигравами, а мне вам не надо рассказывать, как они жрут энергию. Перед этим пришлось еще и пострелять нехило, так что в какой-то момент диагностика недвусмысленно подсказала, что у меня есть ровно два варианта - срочно трансформироваться и топать пешком или приземляться как есть и ждать помощи - но тоже срочно. Трансформироваться я трусил, признаюсь честно. Крыло - чепуха, но во мне была еще парочка пакостных дырок, совершенно неопасных - если не трансформироваться. Но садиться в трансформе на вражеской территории... В общем, я мысленно изобразил себе изящный памятник и даже придумал красивую надпись - и сменил режим.
Боялся я не зря, срыв спектров, ура Сигме и надежной конструкции, меня миновал, но боль рванула такая, что ориентацию в пространстве и способность соображать мне вырубило начисто. Небо и земля закрутились радужным колесом, потом я почувствовал какой-то странно мягкий и хрусткий удар, успел еще раз испугаться... и все угомонилось.
Из оптических датчиков быстро исчезли цветные вспышки, я обнаружил, что сижу на том, что называют городской площадью, а поверхность подо мной какая-то неровная и липкая. Я перепугался снова и подскочил так, словно в меня пальнули снизу. У всех есть «любимые» страхи, у меня один точно - раздавить органоида. Мне не жалко, мне противно от этой мысли до невозможности - и тоскливо почему-то. Бегало что-то, с двумя руками, ногами, головой, мелкое, но вроде даже на тебя похожее, а тут раз - и... Лучше не думать о том, что от них остается после того, как... А тут, тут... похоже я на целую толпу свалился!!!
Пара секунд панического ощупывания и осматривания по сторонам спасли мой процессор от непоправимого сбоя. Оказывается, я всего лишь порушил кусочек местной «экономики». А может, это был какой-то праздник или фестиваль... В общем, на площади было полным-полно повозок, ящиков, досок, положенных на ящики - и все это ломилось от груд того, что у местной растительности предназначено для размножения, а у местных жителей - для еды. Одну или две из этих куч я и раздавил, и разломал то, на чем они лежали, но к счастью, ничего больше. Весь я был в разноцветных кляксах, но того цвета, который я так боялся увидеть, среди них не было.
Вокруг было очень шумно. Так всегда бывает, когда появляешься в земном городе - сперва становится очень шумно - особенно неприятны для аудиодатчиков полицейские сирены и звуки, которые издают особи, именуемые женщинами - а потом очень пусто. На этот раз пусто сделалось очень быстро - наверное, жителей впечатлили причиненные мной разрушения. Когда видишь раздавленные круглые плоды и вокруг полно жижи, то воображение особенно хорошо работает, даже у органоидов.
Так что я двинулся через опустевшую площадь, намереваясь побыстрее покинуть город и добраться до намеченного холмика. Иногда я поглядывал на окна домов. Все они были прикрыты разноцветной защитой, не способной защитить ни от чего, кроме солнечных лучей. На многих окнах защита шевелилась.
- Стой, негодяй!
Я выругался про себя. Такой противный и громкий окрик не мог издать ни один из органоидов, даже облеченный властью и снабженный звукоустановкой. Вместо того, чтобы стоять, я тут же кувыркнулся за постамент какой-то статуи, изображавшей унылого органоида, ростом вдвое пониже меня. Каменный куб, конечно, не мог скрыть меня целиком, но я надеялся спрятать хотя бы самые важные части, особенно две пробоины, приметные как мишени.
Приняв более-менее устойчивую позу, я выглянул.
Парень стоял хорошо, совсем как в тире. Либо он откуда-то знал, что энергии у меня хватит только чтобы поцарапать его роскошную золотистую обшивку, то ли был полным кретином. Я бы проголосовал за второе.
- Я все равно тебя вижу! - гордо заявил этот придурок. - Перестань прятаться как трус, вставай и сражайся! Или сдай оружейные модули, и идем со мной!
Сидеть за гранитным кубиком и впрямь было глупо. Я выпрямился и вышел из-за укрытия, прикрывая рукой повреждения. Вероятно, у меня был по-настоящему жалкий вид, потому что он усмехнулся.
-Так-то лучше. Сдавайся, десептохлам. Скоро будешь на нашей базе.
Я сочувственно покачал головой.
- Тебя обманули, приятель. Скоро я буду на базе, только на своей. В ремблоке. И чисто вымытый! Наши уже летят сюда, точнее, к месту, которое я им указал. И если они не найдут меня там, то начнут искать в ближайших окрестностях. Так что я бы посоветовал тебе последовать моему примеру и... УБИРАТЬСЯ ОТСЮДА!
Его аж перекосило от мыслительного процесса.
- Так ты что, хочешь сказать, что просто хочешь уйти? Что тебе здесь ничего не нужно? Разведка... похищение людей... акция устрашения...
Он разве что не загибал пальцы, перечисляя пункты какой-то инструкции. Мне стало смешно. Передо мной был явно недавно созданный мальчишка... который сейчас вполне может убить меня - вот в этом нелепом городе, на этой дурацкой площади, и я буду валяться грудой металлолома, весь облепленный кляксами фруктовой мякоти и давленой кожурой. Вот тут я уже разозлился.
- НЕТ! - гаркнул я. Никакой этой ерунды я делать не собирался. Посмотри на меня хорошенько. В твоем списке есть такой пункт - «вынужденная посадка»?
Он и правда внимательнейшим образом оглядел меня, разве что кругом не обошел, и лицо его просветлело. Я было решил, что все в порядке...
- Ты участвовал в сражении! - торжественно возопил он. - Ты мог ранить или убить кого-то из наших! Я не дам тебе уйти с этим!
К одной пушке в его руке прибавилась вторая и обе уперлись мне прямо в грудь.
Я мог бы сказать, что ранил или убил только автоматическую станцию ПВО, которую автоботы воткнули в ничем не примечательном каньоне, так что косвенные разведданные я все же получил. Ну, и сразу же передал, разумеется.
Но мне уже не хотелось разговаривать с юным идиотом. Я был ранен, зол, и уже начинал чувствовать нехватку энергии.
- В общем так, - сказал я. - Сейчас я повернусь и пойду. Не сделав ни единого выстрела и не попортив ничего, сверх того, что случайно попортил. Вот и посмотрим, кто тут всерьез бережет мир и покой на этой дурацкой планетке.
Я сделал как сказал. И даже задний обзор не врубил, хотя мог, настолько разозлился.
Хватило его ровно на два моих шага. Одновременно с воплем «Получай, десептохлам!», резкая боль обожгла мне крыло. Другое, целое. Надо понимать, это было предупреждение. Я резко повернулся. Лицо у него было таким же каменным, как у монумента, за которым я недавно пытался засесть.
- Сдавай оружейные модули и следуй за мной!
- Щаззз! – прошипел я и метнулся в сторону. И начались танцы.
Наверное, он думал, что я над ним издеваюсь, а на самом деле, энергии у меня хватило бы на один качественный выстрел из одного ствола ровно. Этим выстрелом я решил снести ему башку – дело не смертельное, но зато как боевая единица враг временно не существует. К тому же шея – самое уязвимое для слабого разряда место. Но оказалось, что прицелиться с идеальной точностью я не могу. Ранения и последующая рискованная трансформация сказывались все больше. Сбои нарастали, и я уже начинал понимать, что как бы неуклюже и смешно ни двигался мой неопытный противник, шансов у меня почти нет, и их количество тает с каждой секундой. Просто чудо, что он ни разу не попал в меня, и еще большее чудо – что он не устроил ни одного пожара, угодив в чье-то окно. Все эти городские бои... ни малейшего изящества.
Я не отследил момент. когда на площади появился этот злополучный агрегат. Насколько я понимаю действия местных властей, все прилегающие улицы должны были быть надежно перекрыты полицейскими машинами. И уж тем более, для экскурсионного автобуса. То, что автобус экскурсионный, было ясно по здоровенным окнам и яркой расцветке. А еще – я замер – автобус был полон, а над кабиной водителя красовалась надпись: «Дети». На такие вот штуки – детские экскурсии, школьные автобусы, просто мелюзгу на прогулке - наше внимание обращали специально – как на объекты исключенные из списка мишеней по элементарной причине – глупо давать врагу такой мощный моральный козырь. Органоиды просто помешаны на своем слишком медленно развивающемся потомстве и жертвы среди детей – роскошный подарок «алым».
Впрочем, не будь всех этих накачек, я все равно бы чувствовал, где-то в глубине души – детей трогать нельзя. Нельзя – и все тут. Иррационально и нелогично, согласен. Когда-то я пытался докопаться, откуда у меня это, да так и забросил.
Автобус въехал на площадь... и резко затормозил перед кучами раздавленных и раскиданных фруктов. Сквозь искры в глазах, я видел прилипшие к стеклам совсем крохотные физиономии и усатого краснолицего водителя с приоткрытым от изумления ртом. Потом он повернул голову – и рот его открылся еще шире – должно быть, он увидел нас. Лицо его сразу стало белым.
А мой безмозглый приятель, похоже, ничего не замечал. Он наслаждался тем, что вот-вот прикончит еще одного проклятого вражину. А может быть, я был у него первый? И он едва не преуспел. Он пальнул, когда я таращился на клятый автобус. Я в последний миг почувствовал, что он собирается выстрелить, отпрыгнул в сторону. и мощный сдвоенный луч, вместо того, чтобы прийтись точно между того, что осталось от моих крыльев, ударил в столб, поддерживавший огромную неуклюжую конструкцию, всю в мигающих лампочках и картинках – один из этих местных уличных информаториев, которые ни о чем никого не информируют.
Часть столба испарилась мгновенно. Столь же мгновенно погасшая радужная невнятица превратилась в темную, тяжеловесную призму и начала падать вниз – прямо на замерший посреди площади автобус. Штуковина падала медленно-медленно – а может это мой процессор вкупе с оптическим сопроцессором разогнались до непредусмотренных конструкцией скоростей... Я точно видел место, куда придется удар – не поперек длинной машины, тогда она просто разломилась бы надвое. а наискось, расплющивая и давя. Дальше никакое быстродействие помочь не могло, дальше нужно было только действие. И я совершил его – точнее, несколько действий сразу. Абсолютно и категорически запрещенных системой безопасности. Обойдя волевым усилием запрет. я послал в антигравы весь остаток энергии, который не требовался для оружия. Этого все равно хватило только, чтобы как следует подпрыгнуть. и я подпрыгнул, и одновременно выстрелил. Мой выстрел достиг цели первым, разнеся набалдашник информатория на более легкие фрагменты, но как я и предполагал, недостаточно мелкие и недостаточно легкие.. Потом я всем корпусом врезался в то, что уцелело, отшвыривая падающую мерзость в сторону уже и так многострадальных фруктовых рядов, прочь от полной мелюзги машины. А потом я впечатался в стену за этими рядами и сполз по ней – потому что больше ничего уже делать не оставалось.
Нет, мне не было худо. Мне было уже почти никак. То крыло, которое пострадало в самом начале, теперь, кажется, вообще отсутствовало – ну и квинт с ним. Аварийная система пыталась доставать меня отчетами о повреждениях и болью, но мое сознание невежливо посылало все это куда подальше. Мир вокруг стал черно белым и, кажется. в нем совершенно внезапно наступила зима. Сквозь густо мельтешащий снег, я видел как двери автобуса открылись и из них высыпали дети и какая-то рослая темноволосая женщина, которая тут же принялась орать на застывшего столбом «алого», высоко задирая голову и широко раскрывая рот. То есть, она наверняка орала, только я ничего не слышал. «Алый» сперва молча слушал и смотрел на ее машущие в воздухе кулаки, а потом начал сам размахивать руками, указывая на меня. После этого рот женщины раскрылся еще шире, а я порадовался, что я ничего не слышу, и все эти ужасные пронзительные звуки достаются ему. А потом мне стало совсем никак. Последнее, что я увидел - какой-то круглый ребенок, завернутый в несколько слоев чего-то мягкого – и как они только управляются со всей этой «одеждой», - который грыз явно подобранный с земли плод и очень внимательно смотрел на меня. Кажется, я что-то хотел ему сказать, но тут наступила тьма, а потом картинка вдруг резко сменилась

Какая-то странная была эта картинка, неправильная. Почему-то я уже не сидел, привалившись к стене, а лежал. Причем, именно так, как терпеть этого не мог – вокруг меня, насколько я мог видеть – была зеленая растительность, трава. Город куда-то исчез, хотя неподалеку виднелись кривобокие, тусклые постройки. Ферма, они это называют фермой. Я не мог пошевелиться, даже пошевелить головой, которая была повернута к правому плечу. Этому я даже радовался. потому что, судя по дикой боли. и по тому, что я помнил о попаданиях, которые словил во время недавнего боя на этом унылом пространстве, чуть ли не половина корпуса у меня была разворочена и мне бы не хотелось любоваться этой картиной. А еще я откуда-то знал, что все это уже случилось когда-то, и вовсе не в этот день, только я не мог вспомнить точной даты – совершенно невероятная вещь.
Я помнил только, что это была нелепейшая история. Первые дни на этой планете, растерянность и никакой бдительности. Случайная и бессмысленная стычка на этом поле или лугу, или как они это называют. Отступление, меня посчитали мертвым...
Шорох шагов где-то за моей головой, слишком легких и тихих. Местные... Все мы тогда понятия не имели чего от них ждать, да и не слишком этим морочились... Голоса... Мы уже умели понимать по-английски, на всякий случай.
- М-да, хорошая была идея. ничего не скажешь – приехать на эту ферму. Свежий воздух, народу почти никого, благодатная тишина... Да, «тишина»... Я думал, у меня перепонки лопнут. Сегодня же собираемся и едем в город.
- Но, Па! – голос совсем тонкий, протестующий. – Здесь же так здорово! Собаки, лошади...
- И гигантские свихнувшиеся роботы.
- Па, но это же наверно случайно! Они больше сюда не придут. Что им тут делать?
- Понятия не имею, что им тут делать. Я же не гигантский инопланетный робот, слава Всевышнему! Я сказал, Эрни, мы уезжаем. Я вполне смогу закончить книгу в городе, а тебе все равно скоро в школу.
- Но, Па...
Наконец они появились в поле моего зрения. Я впервые видел людей не где-то далеко внизу, хотя бы с высоты своего роста, а так вот относительно близко, хотя они и держались на расстоянии. Как всегда при тяжелых повреждениях, оптика работала плохо, поэтому более высокий органоид выглядел темным продолговатым пятном, с поблескивающими усилителями зрения, там, где предполагалось лицо. Впрочем, в него мне всматриваться почему-то не хотелось. Второй был гораздо меньше, в чем-то зеленоватом. вроде той одежды, которую носят здешние военные. На голове у него буйно топорщилось то, что сперва наши принимали за траву, пока не изучили неразумных животных и не поняли. что это все-таки шерсть. Эта шерсть была огненно-рыжего цвета. При мысли об огне, все мои раны почему-то разом заболели, да так, что я не смог сдержать стона.
Высокий органоид отшатнулся, а маленький застыл на месте.
- Па, - тихо сказал он. – А ведь этот... он живой!
- Не болтай чепухи! – высокий органоид вгляделся в мое лицо. – Ну да, похоже, он еще функционирует. У него светятся линзы, хотя и слабо. Я видел в новостях – у функционирующих роботов линзы светится.
- Па, ты не понял. Он не функционирует, он живой! И ему... больно. Он стонал...
Высокий фыркнул:
- Всего лишь сирена. Сигнал бедствия поврежденного механизма... Эрни, немедленно назад!
Но маленький его не слушал, он сделал несколько шагов вперед и пристально вгляделся в мое лицо. Потом обернулся.
- Да ты только глянь, Па! У него... у него губы дрожат! Совсем как у разносчика Тони, когда он в прошлом году свалился с велосипеда и сломал ногу! Ему очень больно!
Высокий решительно шагнул, крепко ухватил маленького за руку, отчего у него тоже покривилось лицо и оттащил назад. Его собственное лицо изменило оттенок, сделавшись темно-розовым.
- Все, - сказал он. – Никакой так называемой научной фантастики по телевизору. Никаких сериалов – только учебные и духовные передачи. Никаких книжек в ярких обложках – я прослежу. Сколько раз я тебе говорил – машина не может быть живой! Не может чувствовать боль, разве что ее имитировать. Не может испытывать эмоции.
- Но почему...
- Да потому что у нее нет и не может быть бессмертной души! Она не творение Божие, а творение чьих-то рук, в данном случае, явно грешных. Посмотри на этот злобный знак – это одна из тех разрушительных дьявольских машин! Пойдем отсюда!
- Мы что... Так его и оставим? Когда лошадь у дяди Эда покалечилась в поле, ее привезли на тракторе с прицепом...
Высокий рассмеялся.
- У нас нет трактора с прицепом таких размеров. А лошадь дяди Эда все равно потом пристрелили. Пошли. Становится прохладно, надо успеть собраться, и я даже не знаю, может быть здесь полно радиации...
Маленький органоид по имени Эрни опустил голову и пошел следом за высоким. Высокий продолжал говорить что-то монотонным голосом о «последних днях», о своей книге об этих самых днях, которые уже наступили, о хитрых уловках Врага, и о том, что нужно быть твердыми. Я подумал, что у такого мягкого существа вряд ли получится стать твердым, разве что его заморозить. Наверное, у меня уже начинали путаться мысли. Эрни несколько раз обернулся на ходу, и его глаза как-то странно блестели, хотя на них не было искусственных усилителей зрения. А потом все провалилось в какой-то серый туман с острыми цветными искрами, и в этом тумане я услышал отдаленный гул, но мне уже было все равно, хотя, как я узнал потом, это летели ребята, потому что лейтенант спохватился и решил забрать хотя бы корпус...

Туман рассеялся. Оказалось, что я лежу вовсе не в траве, а на ремонтном столе, в до боли – вот уж точно! – знакомом ремблоке. И дата была вполне сегодняшняя. Надо мной склонялся ухмыляющийся ремонтник.
- Очнулся! Вот и славно! Ну и задал же ты всем шороху...
- Кому это – всем? – я прислушивался к своему корпусу – вроде как он собирался оставаться моим еще какое-то время.
Ремонтник разулыбался еще шире.
- Так ты не знаешь? Ну, конечно, не знаешь! Там такое веселье было! Во-первых, тот «алый» вызвал своих, и они как-то очень оперативно явились на место – практически одновременно с нами – нам-то еще покружить пришлось немного. И вот стоим мы друг против друга, ты в отключке, почти обесточен, а один «алый», чудак, изо всех сил орет, что ты только что, чуть ли не ценой своей жизни, спас целую толпу детишек. И по этой самой причине должен с почетом ехать на их базу. Не как пленный, а как потенциальный новобранец, прикинь. «Послушайте, он обязательно однажды станет нашим, потому что десептиконы так не поступают!». Ну, представление быстро кончилось – наших было больше, так что «алые» убрались и увели своего чуть ли не силой. Он все оборачивался и кричал – тебе, не иначе: «Ты все равно будешь нашим, в тебе душа автобота!» Смех, да и только. На твоем месте я бы сильно обиделся. А за детишек тебе лейтенант просил передать большое спасибо. Удачно это ты...
Я его почти не слушал. Я, кажется, наконец, понял, почему никогда не позволю погибнуть на моих глазах маленькому органоиду, если только смогу этому помешать. Блокированное давними сбоями воспоминание во время ремонта высвободилось и встало на место. Но хихикающий ремонтник был прав – это ровным счетом ничего не меняло. Я Тандер, десептикон. И я останусь им – пока ток бежит в моих цепях, а корпус навеки не сменил цвет.