Этот шепот я слышу часто. Обычно на платформе, за несколько секунд до ухода в перезагрузку. Только что похрустывал в углу своими энергоновыми кубиками Пет или тихо ругался на старокибертронском Вос, должно быть откопавший в библиотеке корабля какую-то книжку и как обычно недовольный – наши циклы подзарядки редко совпадают. И вот все стихает – и начинает звучать этот шепот.
Наверное, кого-то другого он напугал бы до судорог – холодный, нездешний, словно послание давно погасших звезд. Слов не разобрать, как ни пытайся. Я и не пытаюсь что-то понять, просто слушаю и улыбаюсь, пока погружаюсь в неглубокий стазис. Я знаю, чей это шепот и что он хочет мне сказать и мне становится невероятно спокойно. А еще он очень похож на другой голос, который тоже всегда вселяет меня уверенность и спокойствие, уничтожает любые сомнения.
Я был создан для войны, отлично к ней приспособленным и мои чувства всегда были предельно острыми. С тех пор как я лишился зрения, все остальное, кажется, развилось за пределы возможного. Потому, когда командир отпускает тех, с кем мы уже закончили, я слышу его голос до самого конца, когда грубые аудиодатчики остальных не могут ничего уловить, да и тот, чья искра через секунду погаснет, воспринимает смертоносные вибрации уже не ими. На случайных слушателей Голос, звучащий для кого-то одного, почти не действует, разве что слегка немеют пальцы, а у тех, кто может видеть, немного темнеет в глазах, и то это, скорее, самовнушение. Этот Голос, этот шепот на самой грани абсолютной тишины – и тот, что я слышу перед перезагрузкой, а иногда – и перед боем, очень похожи, порой почти неразличимы. Голос моего Бога и голос моего командира говорят мне об одном и том же: смерть – это не то, чего следует бояться и не то, чего следует страстно желать. Она придет к тебе тогда, когда это будет правильно, не поспешив и не опоздав ни на крошечную долю секунды. Понимание этого уничтожает даже тень страха. Я знаю, что я в надежных руках, и, наверное, это и есть счастье.